Алексей Фролов - Зенит Левиафана. Книга 2 (СИ)

В этот момент парень, залегший в кустарнике у дороги, сморкнулся кровью, забившей нос и мешавшей дышать. Его будто лихорадило, пот заливал лицо, несмотря на минусовую температуру. Он изо всех сил боролся со слабостью, стараясь не отключиться.

Рано, мысленно твердил себе Карн, рано. Твердил и искал следующую мишень, скользя энергетическим взглядом от одного бандита к другому. Сначала он хотел помочь Мидасу, но потом увидел, что жена торговца в опасности. Один из выродков шел на нее с плотоядной улыбкой, отведя секиру для удара. Парень мимолетом прочел его мысли и понял, отчего этот упырь желает крови, но не тела испуганной женщины. Он попросту не мог — портовая девка по юности заразила его какой-то хворью и теперь он ненавидел всех баб мира, желая им лишь одного — смерти.

Но мотивы бандита не интересовали Карна, парень ухватился за его разум в тот самый миг, когда он нанес удар. Секира застыла на расстоянии ладони от виска женщины. Та лишь всхлипнула, кровь окончательно покинула его лицо. Карн ощущал, что жену торговца сковал страх и она не в состоянии воспользоваться удобным моментом. Поэтому он окунулся в память бандита, стараясь поскорее отыскать нити, которые можно использовать, чтобы ослабить его волю.

В этот раз все оказалось сложнее, ярость выродка, копившаяся годами, практически выжгла его изнутри, он перекроил собственные воспоминания, превратив их в буйство кровавых отвратительных образов. Но Карн настойчиво продолжал рыться в его голове, одновременно контролируя моторную область, дабы не позволить ублюдку закончить начатое.

Парень находился на грани, его рассудок готов был в любой момент отключиться от колоссального перенапряжения, и все же он продолжал, потому что знал — он сможет, должен смочь, не имеет права сдаться. Чтобы высвободить дополнительные запасы энергии, он полностью подавил работу соматосенсорной коры собственного мозга и частично блокировал функции миндалины. Тут же исчезли все звуки, он перестал чувствовать холод и снежинки, падающие на открытые части тела. Гнев и паника отступили. На короткое время он лишил себя слуха и тактильных ощущений, втрое снизил эмоциональный фон.

В тот момент он даже не думал, как это все у него получается, парень действовал инстинктивно, буквально на ощупь. Однако отстранение от физической реальности стало ошибкой. Один из бандитов, наблюдая за странным поведением своего друга, каким-то шестым чувством уловил, что источник колдовства где-то рядом. Пока остальные пытались достать Мидаса, он двинулся вдоль дороги в ту сторону, откуда появился враг.

Он был довольно молод и неглуп, но потерял отца в далекой юности, так что почти не помнил его. Мать растила мальчика в одиночку, она разводила овец, выбивалась из сил, а он, как подрос, старался помогать ей во всем. Но однажды парень проходил мимо корчмы и что-то дернуло его зайти под ее низкие закопченные своды. Там он выпил горькой настойки и познакомился с Ибом, тем самым типом, что лежал сейчас на дороге с распоротым горлом, сжимая в стремительно коченеющих руках меч и щит.

Иб взял его на дело и парень понял, что можно жить в достатке, не копаясь в овечьем дерьме. Он поругался с матерью, которая не желала сыну стези лихого человека, и ушел из дома, с тех пор не встретив ни единого дня без кружки в руке. Вскоре мать умерла и он возненавидел себя за это, но уже не мог остановиться.

С тех пор прошло больше трех лет, минувшие годы вытравили из его некогда честной и доброй души все хорошее, что там было или могло бы быть. Он давно привык отнимать — жен, товары, жизни. О, особенно жизни! В эти короткие мгновения, глядя в глаза, из которых по каплям вытекала освобожденная душа, он чувствовал что-то непередаваемое. Что-то еще более всеобъемлющее и непостижимое, чем истекающая черным ихором дыра в его собственной груди.

Его карие глаза всегда отличались особой остротой, за что Иб часто называл парня беркутом. Он почти сразу разглядел в кустарнике под старым буком залегшего мужчину. Мужчина лежал неподвижно лицом вниз, но определенно дышал и порой даже издавал сдавленные едва различимые стоны. Не нужно было великой мудрости, чтобы понять — это и есть тот самый колдун.

Ему оставалось пройти всего пять шагов, он уже отводил руку с секирой для размашистого удара сверху вниз. Исковерканный разум в конвульсивном экстазе предвкушал, как зазубренная подернутая ржавью сталь вопьется в спину колдуна и оборвет его жизнь…

В этот самый момент Мидас пропустил колющий в плечо, отмахнулся скрамасаксом и отступил на шаг, не удержался, скатился в канаву. За эти минуты он сумел отнять еще две жизни, но сам едва мог продолжать схватку — в его боку зияла рваная рана, он подволакивал правую ногу, а теперь левое плечо при каждом движении пронзала резкая боль, будто невидимый кузнец с размаху опускал на нее свой молот.

Древний бог с хрипом поднялся, взглянул на тройку выродков, которые спускались к нему с оружием в руках, и понял, что это конец.

Он не услышал свиста стрелы, хотя еще раньше его слуха должен был коснуться топот конских копыт. Позже Мидас мысленно вернется к этому моменту и поймет, что всему виной — барабанный бой взбесившейся крови в ушах. Тогда он уже не воспринимал мир в естественном ракурсе, для него существовал только окровавленный скрамасакс, зажатый в левой руке, и три глотки, которые нужно было чудом вскрыть.

Но стрела опередила его намерения, войдя в глазницу первого бандита и покинув его голову через затылок. Второму точно в нос врезался стальной клюв метательной секиры на коротком древке. Затем перед лицом Мидаса промелькнул круп черного жеребца, а потом он вновь увидел третьего, последнего бандита, но уже — обезглавленного.

Фригийский царь не мог этого знать, но первая стрела была не одинока в своем смертоносном полете, ее сестра-близнец покинула тетиву другого лука в тот же самый момент. Она легко вошла в спину молодого убийцы, который уже занес секиру над Карном, и поразила бандита точно в сердце, навеки остановив его ход.

Обездушенное тело завалилось на «колдуна», тот рефлекторно вздрогнул от неожиданности и потерял контакт с бандитом, вознамерившимся убить жену торговца. Ржавая секира продолжила движение по вектору, заданному почти полторы минуты назад, и раздробила женщине висок. Ублюдок не успел насладиться содеянным — отточенный до бритвенной остроты клинок начисто снес ему голову.

— Нет, нет, нет! — быстро зашептал Карн, возвращая своему мозгу украденные функции и силясь понять, что произошло. Ведь он почти добрался до цели, почти нащупал слабое место в разуме бандита и уже готов был сломить его волю!

Парень катался по земле, ничего не соображая, теряя остатки сознания, проваливаясь в бредовую пустоту беспамятства. Он не видел, как перед ним остановился черный жеребец и с него спрыгнул высокий статный воин в блестящей кольчуге, остроконечном шлеме и с широким багряным плащом за спиной. Он не видел могучих рук, что потянулись к нему в попытке помочь, он замолотил по дощатым наручам, разбивая пальцы в кровь и срывая ногти. А потом отключился.