Александр Белавин - Темнолесье

По глухому тёмному лесу бежал человек. Пригибаясь под низко висящими ветвями деревьев, перепрыгивая через змеящиеся по земле корни, прорываясь сквозь заросли колючего кустарника, он нёсся так, как будто от этого зависела его жизнь. В сущности, так оно и было….

Время от времени я останавливался и вслушивался в темноту. Но треск валежника из-под ног преследователей никуда не девался, а становился лишь отчётливей.

Волосы пропитались потом, и постоянно лезли на глаза. Лёгкие разрывались на пределе дыхания, и даже сделать вдох было очень трудно — мешала резь, поселившаяся в моём боку.

Еле передвигая ноги, я шёл от дерева к дереву из последних сил.

Всё же я зацепился ногой о древесный корень и в этот раз не смог удержать равновесия. Отчаянно взмахнув руками, как перелётная птица, а полетел кувырком в растущие передо мной кусты орешника.

И тут, в самый последний момент, я увидел провал, открывшийся передо мной — я падал в глубокий лесной овраг, скрытый от глаз зарослями кустарника.

Очнулся я через несколько секунд. На дне оврага журчал ручей, в который я и упал. Ледяная вода намочила мою одежду, и это привело меня в чувство. Мои лёгкие еле работали, по минимальным порциям впуская в измученный организм резкий холодный воздух. Я сделал попытку встать, но бок прострелила острая боль.

Сделав над собой усилие, я повернул голову вбок. Рядом со мной, буквально в двух шагах, в стене оврага зияло отверстие — это был вход в пещеру. И это было моим спасением.

В пещере можно было переждать погоню. И я пополз….

Когда погоня выскочила на крутой склон оврага, беглеца нигде не было видно. Разочарованно покрутившись на месте, погоня разделилась — часть преследователей побежала влево, часть вправо по краю оврага.

Слыша над собой шаги, я буквально вжимался в стены небольшой пещеры, стараясь приглушить биение своего сердца. И только когда звуки уходящей погони стихли, я смог перевести дух.

Чтобы вернуться домой, мне нужно было пересечь Гиблый дол, и одна мысль об этом давала повод мурашкам бегать по мне целым табуном….

Когда шаги моих преследователей стихли, я выбрался на другую сторону оврага.

Возвращаться обратно к камню возрождения я не хотел. Наверняка там остались чужие уши и глаза.

Тот, кто заставил меня ходить по кругу на болоте, был силён в ментальной магии и мог воздействовать на мой разум.

Гиблый дол лежал на моём пути к Безмолвному озеру, и так как пересечь мне его не давали я решил обойти его по широкой дуге.

Через час моих плутаний по Чёрному лесу я вышел к человеческому жилью. Прямо передо мной лежала деревня.

Сразу выходить к нескольким домишкам, уже покосившимся от времени и дышащим на ладан я не стал. Природная осторожность взяла верх. Что-то в этом поселении было не так. Вроде бы всё было как надо — по дворам бегали куры, на огородах были разбиты аккуратные грядки, на которых копошились задрав подолы женщины, по дворовой улице бродил старый чёрный козёл, на заборе сидела кошка.

Только собак не было слышно.

Из деревни не доносился лай собак. В любой деревне лай был слышен за версту, а в этой собаки молчали. Либо они были из породы неразговорчивых, либо их вообще не было. А вот это и настораживало.

Я уж было собрался обойти эту деревню стороной, когда услышал за спиной звонкий девичий голос.

— Так, и что это у нас за шпион?

Я резко обернулся. Прямо передо мной стояли две молодые женщины. Обе были очень красивые. Первая из них натуральная блондинка с косой до пояса, соболиными бровями и нежной матовой кожей, вторая напротив, была брюнетка с короткой модной стрижкой. Обе они были одеты в охотничьи костюмы и высокие замшевые ботфорты. За обычных поселянок их нельзя было принять.

— Прости дамы, я тут проездом, шёл себе по лесам, шёл, да и наткнулся на вашу деревеньку. Думал воды попросить, да вижу, могу перебиться без неё, пойду дальше.

— Постой добрый молодец, что же ты так торопишься, — приятным грудным голосом сказала брюнетка, — зайди к нам в деревню, водицы напейся, отдохни с дороги, в баньке попарься, отдохни на перинах белых.

И берут они меня под ручки белы, да и ведут в деревню заколдованную…. тьфу, что это меня на старославянский потянуло…. Никак колдовство, наверное.

В общем, взяли меня эти две крали под руки и потащили в деревню. Попытался я от них вырваться, но куда уж мне с тридцать четвёртым уровнем против двух шестидесяток.

Пока шли, бабы на огородах на меня все заглядывались. Мужиков у них, что ли своих нет? А бабы все такие из себя ладные, с любой не грех на сеновале поваляться.

Привели меня в один из домов на окраине деревни. Внутри него хорошо — всё чисто, прибрано, а вот снаружи дому требовался ремонт — крыша прохудилась, забор покосился, крыльцо прогнило.

Растопили они печь, да и сажают меня за стол, весь уставленный едой.

— Стойте, — говорю своим хозяйкам, которые за стол стали меня сажать, — негоже мне задаром хлеб да соль вашу есть. Дайте мне кой-какой инструмент, что у вас есть. Нужно дом вам поправить.

Тьфу, точно сглазили окаянные. Опять на старославянский тянет.

Изумлённые девушки переглянулись между собой, а потом чернявая вскочила и выбежала из дома. Вернулась назад она с топором в одной руке, пилой во второй и, поклонившись мне в пояс, говорит:

— Не обессудь, добрый молодец, вот и весь инструмент, что у нас есть.

Взял я его, проверил остроту, ничего — сгодится.

— Ну, пошли во двор.

Вышли мы во двор.

— Где, — говорю им — у вас материал, есть и какой? Доски там, гвозди?

— В сарае, батюшка.

Зашёл я в сарай, а там добра разного, просто завались, да всё как будто впопыхах свалено, бессистемно.

Взял я нужное, вытащил во двор. Ну и пошла потеха. Я сам и в реальной жизни от физического труда не бегал. До армии в деревне несколько лет жил, вот и пригодился мне деревенский опыт.

К концу дня, были у сестриц, а это сёстры оказались, Изабэль и Валенсия, новый забор и крыльцо, крыша залатана, и вещи в сарае перебраны и отсортированы.

Девчата на меня, чуть ли не молились. Квас холодный подают, молоком поят.

Истопили к вечеру баню жаркую.

Зашел я туда — лепота просто. Камни раскалены, от жара чуть не лопаются, полка есть большая, человек пять на ней лечь могут. На лавке стоит бадья с ключевой водой — попробовал, аж зубы от холода ломит. Красотища.

Только вот спину потереть некому. Подумал, и тут же открывается дверь, и входят в парилку сёстры-красавицы, в чём мать родила.

Ну, думаю, вот масть и попёрла. Стали они меня намывать, обхаживать. Веничком по мне прошлись, а я по ним — красота. Обожаю сельскую жизнь.

Ну и одним мытьём дело не закончилось. Натешился я с ними, а они не против. Ласковые слова в уши шепчут, ручками своими нежными меня обнимают, губками своими красивыми меня целуют, ну и не сдержался я….