Сергей Комяков - Посредник

— Да, — согласился директор, — сколько было у нас наборов, столько раз мы сталкиваемся с этим. Не умеют родители растить детей.

— Постоянная проблема, — согласилась с ним врач и добавила, — но инфекции нет.

— Впрочем, педагог Вострикова благодарю за бдительность, — объявил директор Ирине благодарность.

— Спасибо, — тихо ответила Ирина Вострикова, — вы сами его будете учить?

— Уж сам поучу, куда деться, — отозвался директор, — все сам. Сейчас поучу.

Сказав все это директор сильно ударил блюющего под колени. Ребенок упал.

Директор школы медленно присел на корточки и стал макать ребенка лицом в блевотину, приговаривая:

— Не надо блевать, не надо блевать, не надо блевать. Жрать, но не блевать. Все жрать.

— А вы идите, — оторвался директор от этой воспитательной процедуры, — у меня здесь еще дел на пятнадцать минут.

— Хорошо, — врач и Ирина Вострикова пошли на рабочие места.

Они уже порядочно удалились, когда директор крикнул им:

— Господин врач, надеюсь, вы не забудете прописать этому отщепенцу хорошую дозу галоперидола и давать ее два месяца. Поддонка надо хорошо проучить.

— Конечно, — откликнулась врач, — это ведь стандартная процедура. Как я могу забыть? Сейчас же выпишу назначение.

— Тогда я спокоен, — прокричал директор, продолжая макать ребенка лицом в блевотину.

— Идемте милочка, — обратилась врач к Ирине, — день только начался, еще успеем отбить кулаки.

В служебные обязанности Ирины входил контроль за успеваемость двух тысяч учеников. Конечно, для ХХ века это был непосильный труд, но компьютеризация изменила многое. Теперь не было нужды в классах и библиотеках, а все пространство школы сократилось до нескольких спален. В них ученики спали, а во время занятий садились на кровати и пристегивали себя к ним ремнями безопасности. После этого они начинали выполнять стандартные задания, изредка отрываясь от работы. При неправильном выполнении задания ученик получал небольшой разряд тока. Если же ученик совершал много ошибок, то сила тока постепенно возрастала. Так в среде учеников воспитывалась любовь к знаниям.

Кроме обучения в школе был и другие предметы — профессиональное обучение и военное дело. На них ученики стремились овладеть знаниями, без которых современный россиянин не мог представить своей жизни. Система стимулирования была та же. Только военкому позволялось заменять электроток несильными ударами палки или протеза. Да и то, это делалось только из-за уважения к заслугам военкома.

Дело Ирины заключалось в некоторой коррекции учебных программ. Так как все программы были стандартные Ирина Вострикова меняла не сущность программы, а только силу тока для особо нерадивых учеников. Но это изменение шло не только по увеличению силы тока. Ведь так можно было просто уничтожить всех двоечников и слабых здоровьем троечников. Весь смысл деятельности Ирины в том и заключался, чтобы оптимально менять силу тока в зависимости от способностей ученика, его прилежания и текущего состояния здоровья.

Впрочем, именно прилежание и оценивала Ирина. Этот субъективный показатель был не под силу компьютерам. А Ирина суммировала в своей просвещенной голове личные данные ученика, биографию его родителей, предыдущие успехи, возможные достижения. Именно на основе этого она и устанавливала индивидуальные шкалы вольтметров и амперметров.

Так было и сегодня утром. Войдя в свой рабочий кабинет, Ирина Вострикова степенно погрузилась в уютное эрзац-кожанное кресло. Часы показывали 7:27. До начала учебы было три минуты. В это время ученики уже занимали места, пристегивались ремнями к электродам и брали в руки портативные компьютеры.

Беглым взглядом Ирина оценила параметры пульса и давления всех двух тысяч учеников и не найдя отклонений от нормы углубилась в индивидуальные программы.

Ирина слыла в среде своих коллег либералом, и как бы подтверждая свое реноме, она перевела вольтметр ученика блевавшего в коридоре на самый минимум. Правда рассуждения о гуманности в счет не шли, просто избитый, воспитанный и накачанный галоперидолом ученик не мог адекватно реагировать на удары тока. Но как только пройдет срок медикаментозного лечения, Ирина переведет его шкалы в необходимый режим.

Часы на стене оказали 7:29. Свет в школе мигнул и перешел на постоянный режим работы. Включилось отопление в военном кабинете и профучилище.

Ровно за двадцать секунд до начала занятий директор произнес по селектору:

— Дорогие ученики, начался новый, светлый учебный день. Поздравляю вас с этим. Сегодня вы сделаете еще один шаг по пути в единую и дружную общероссийскую семью. Наша с вами задача — учиться, учиться и еще раз учиться. Приступаем к обучению. Ура!

После этого обращения директора в школе прогудела сирена, а для нескольких десятков глухих с детства учеников начало учебных занятий означал первый сильный удар тока.

Ирина Вострикова переключила учебную систему в обучающий режим и стала наблюдать за успехами и неудачами своих учеников. Начался нормальный учебный день. А таких дней у каждого ученика по триста шестьдесят пять в году. Ведь у государства нет ни времени, ни ресурсов, чтобы бесполезно держать учеников на своем горбу. Учеба это та же работа, только более ответственная, а кто не работает тот, как известно… не живет.

И это было справедливо.

Скрежет наполнял все маленькое помещение. Но только здесь и можно было укрыться от жары и пыли. Вернее спрятаться от всего того, чего не хватало наверху в ледяной и безмолвной пустыни под громким названием Россия.

Яркий свет искусственного освещения уже заполнял все уголки помещения, когда механик Седов пыхтя, ввалился в тесную комнатку.

— Уф, — Седов сбросил со лба несколько едких капель пота, — дела.

— Опаздываете, — напарник Седова, бывший капитан планеристов, Артемов уже закончил подготовку проходного щита к работе.

— А куда деваться, — мотнул головой Седов, — проспал.

— Опять? — оскалился Артемов.

— Да, так вышло, — виновато проговорил Седов.

— Да что вы, товарищ Седов, — Артемов повернулся к Седову, — вы мне в отцы годитесь, а все оправдываетесь.

— Привычка, понимаете ли, — Седов быстро придвинулся к пульту проходного щита и стал включаться в работу, — привычка у меня такая выработанная десятилетиями свободной жизни наверху.

— Да не спешите вы, — Артемов усмехнулся, — вы здесь уже три месяца, а все не можете привыкнуть.

Седов пожал плечами:

— Представьте себе, не могу.

— Не можете, — широко улыбнулся Артемов, — никак не можете.

— А что делать, — Седов почесал голову, — здесь я три месяца, а наверху прожил сорок лет.