Александра Гринберг - Навеки проклятые. Цветок Инферно (СИ)

— Брачные руны есть, как-никак триста лет у Эрмегара в друзьях ходим, многие традиции переняли. Но вообще у нас нет брака в привычном понимании. Если два человека живут в одном доме, то они уже семья. Хотя, — Тео перевернул её ладонь, поцеловал в середину, — у нас есть очелья. Причём сделать их нужно своими руками. Девушки обычно плетут из толстых нитей или кожаных ремешков. Мужчина может выковать в кузнице или тоже сплести, но в этом случае кожу он должен добыть сам. Подстрелить оленя, освежевать, выделать его шкуру, чтобы она не была грубой… То ещё веселье, если подумать, — усмехнулся он, припомнив, как рассказывала мама историю их женитьбы с отцом. — У тебя бы вышло красиво, думаю.

— Без сомнения, — надменно фыркнула Кори, — и даже не пришлось бы терзать шкуру ни за хрен собачий убиенного оленя. За такую кучу лет ничего поцивилизованнее не могли придумать?

— Почему ни за хрен? — возмутился Тео. На Солхельме всяких духов природы не счесть: хочешь не хочешь, а будешь любить каждую травинку и животное. — Мясо на рагу и под засолку, рога для снадобий, даже кости перемалывают в муку и используют для удобрений. Ничего не должно пропасть даром, иначе ты не охотник, а убийца. Мы уважаем дары лесов и полей, и вообще поклоняемся дереву!

Кори, об этой детали очевидно не знавшая, зыркнула насмешливо. Видать, вспомнила про топоры и лесорубов. И поленья. Какая-то сволочь (наверняка рыжая и трепливая) посвятила её в подробности отношений Тео с Джулс, о чём Кори нет-нет да и вспоминала.

В голову ни с того ни с сего закралась одна мысль, озорная и немного… волнующая.

— Я объясню, — проговорил Тео, переворачиваясь и вновь нависая над Кори. Потянулся к пуговицам на её рубашке, но остановился у самой верхней, всё же уточнив: — Можно?..

Кори немного заторможено кивнула, поёрзала, чтобы Тео было удобнее. Расстегнув несколько пуговиц (и замерев ненадолго, разглядывая гладкую светлую кожу), он погладил острые ключицы.

— Здесь — Кости мира. Высокие горы, защищающие Солхельм от суровых северных ветров, от которых замерзает само море. Здесь, — Тео провел пальцами вверх до самого горла, остановившись под самым подбородком, — они сходятся, образуя Ветреный пик, дом Двенадцати. А здесь, — пальцы скользнули ниже, к впадине между ключицами, — растет Великое древо Аарн. Однажды богиня Кинварл, раненная в сражении с чудищами из Бездны, возвращалась на вершину Ветреного пика. Несколько капель её крови упали на землю. Ровно через три недели на этом месте выросло дерево с листьями рубинового цвета. Люди и благие фейри построили вокруг него нашу столицу, Арнгальдхейм.

Прежде чем продолжить, Тео всё же склонился к ней, поцеловал туда, где только что был его палец, с удовольствием поймал судорожный вздох и ненадолго уткнулся лбом в грудь, стараясь подавить улыбку, так и норовящую наползти на лицо. А когда поднял голову, так и не смог отвести взгляда от лица Кори.

— Дерево стало символом возвращения домой. Поэтому, когда два человека хотят заключить брак, они идут под Древо Аарн и приносят клятву возвращаться друг к другу, что бы ни случилось. Для солхельмцев это всё равно что имперская руна нерушимого союза.

— Складно треплешься, Теодор, — буркнула Кори, явно силясь вернуть обычный невозмутимый тон (и, к удовольствию Тео, полностью в этом провалившись). — Надо будет как-нибудь поглядеть на твоё дерево. Я, знаешь, не бывала севернее Эссена. Сначала физически не могла, пока связь с Инферно не ослабла; потом стало можно, но вроде как незачем…

Тео погладил её по щеке, коснулся уголка губ. И вдруг понял, что очень, прямо-таки невыносимо хочет показать ей Солхельм. Как ни старался он строить из себя имперца, как ни плевал на все традиции, символы и прочую ерунду, что пытались вбить в него родители, а свою родину он любил. Эрмегар и Иленгард прекрасны, но ни императорский дворец, ни громада Академии не могли сравниться с величием Ветреного пика, с красотой Древа Аарн, огромной живой драгоценностью возвышающегося над Арнгальдхеймом. Даже леса здесь не те — красивые, густые, но слишком… цивилизованные.

Уже позже, когда он всё же нашел в себе силы оторваться от Кори и убраться из её квартиры, желание оформилось окончательно. А вместе с ним и другое, стоило только вспомнить, как рассказывала ему Хель о давней мечте Кори.

Тео потянулся к кристаллу связи, покрутил его в пальцах, прежде чем решиться.

Мама будет издеваться над ним целую вечность. Ну и пусть. Главное, что Кори будет счастлива. А ради этого Тео, кажется, готов стерпеть вообще что угодно.

Кори любила Тиэри едва ли не больше всех на свете. Честное слово. Тот чуть не всю жизнь её ненавязчиво опекал, помогал с практической магией, защищал от Сайруса; по выходным носил ей завтраки из столовки, потому что сама она вечно просыпала…

Но вот прямо сейчас его хотелось убить. С особой жестокостью!

— «Несчастные влюблённые в Академии Волшебства», — продекламировал Лазурит своим звучным низким голосом, держа в руках очередной аляповатой расцветки журнальчик. — Звучит как название для эпического многотомника. Как думаешь, нам ждать романа по мотивам?

— Пошёл на хрен, — огрызнулась Кори, свирепо терзая политый сиропом блинчик.

— Сама иди, — не остался в долгу её друг, — притом это пожелание. Пламя предвечное, Лиоки! Дай ты уже своему деревенщине, он с катушек съезжает. Вчера на спарринге одного ухаря с моей группы тройной молнией ушатал!

— А я тут при чём?

— Так ухарь отвесил крайне сомнительный комплимент твоим инфернальным прелестям.

Кори принялась терзать блинчики с удвоенным энтузиазмом, старательно пряча улыбку. Она нипочём не призналась бы вслух, однако было жаль, что из-за работы она пропустила такое зрелище. Но даже и со слов Лазурита оно жутко льстило. Мало того, что Тео не слинял от неё после солидной такой порции неудобных откровений, так ещё и прилюдно заявлял свои права на неё. Сколько ни строй из себя ледяную некромантку, а внутренняя демоница от таких выходок едва не валялась в счастливом обмороке.

Нет, Сайрус тоже врыл бы в песок любого, кто непочтительно отзовётся о его «невесте», однако сделал бы это из чувства долга, не более того. О симпатии, тем более о любви, говорить не приходилось. Да Сайрусу вообще симпатично только собственное отражение в любой зеркальной поверхности.

Кори, признаться, ждала его визита. Ждала, что Сайрус возмутится её поведению (и изображением её фривольных обжиманий с Тео Дагмаром под каждой второй жёлтой статейкой о Трёхлетнем турнире). Но требование верности значило бы отказ от бесконечных интрижек и гулянок, ведь шаэмар не может требовать больше, чем способен выполнить сам. Сайрус промолчал — и своим молчанием обидел так, как не мог обидеть все семь лет до того. Хотя в этом бы Кори тоже ни за что не призналась.