Юлия Риа - Академия Полуночи

Чем дольше говорил Хэйден, тем сильнее разгорался огонь под котлом моего смущения.

— А… а долго…

— Нет. Как наследник рода, я смогу затребовать твоей немедленной отправки в земли Морроубранов, едва мы получим подтверждение от лекарей. Наследниками наследников, — Хэйден усмехнулся такой цепочке, — никто рисковать не станет.

Наследники Хэйдена. Его дети.

От этой мысли стало жарко. Невидимое пламя спустилось ниже: теперь оно полыхало где-то под сердцем.

— А… — во рту и горле пересохло, пришлось сглотнуть. — А если их потом попросят показать?

Хэйден усмехнулся.

— Тогда и будем думать. Главное — вывезти тебя из Лунной империи. Мы не можем рисковать, Лэйни. После зимних праздников у первогодков добавятся занятия еще по трем темным материям.

— Подожди, — я вскинула на него растерянный взгляд. — Ты хочешь вывезти меня так скоро?

— Да. Тянуть опасно. Как только настойка гелиотропа будет готова, мы поможем Ардену. К тому времени отец вернется с амулетом Силлерторнов.

Я слушала, до конца не веря собственным ушам. Всего через пару недель я покину империю? Я буду… спасена?

— Лэйни? — с беспокойством позвал Хэйден. — Что-то не так? Тебя смущают возможные слухи?

Я отрицательно мотнула головой. Нет, меня смущает не то, что все решат, будто я ношу ребенка Хэйдена. А то, что на секунду я пожалела, что это будет лишь притворством.

Громкий шорох заставил нас отвлечься — это Эвис, зарывшись мордочкой в один из свертков, умудрилась застрять. Толстый хвост и короткие лапки недовольно дергались, явно пытаясь за что-нибудь уцепиться.

— Подожди, — я осторожно ухватила зеленое тельце, — сейчас достану.

— Твой кайрош иногда забывает, что умеет оборачиваться? — по-доброму усмехнулся Хэйден.

— Мой кайрош не любит, когда о нем надолго забывают, — улыбнулась я.

Задняя лапа выразительно дернулась один раз. И, судя по всему, это был воздушный «топ».

— Я развяжу? Боюсь, бумага ее поцарапает.

— Развязывай, конечно. Это все тебе.

На секунду я растерялась. Эвис тут же задергалась, требуя вернуться к спасению ее драгоценной персоны. Раскрыв сверток, я освободила ящерицу и перевела взгляд на аккуратно сложенную вещь уютно-серого цвета. Ею оказалось платье, красивое и очень теплое, из тонкой, искусно выделанной шерсти, украшенное россыпью белого жемчуга по вороту.

— Как северянина меня восхищает, с какой стойкостью ты переносишь холод. Но, как твой нареченный, я не могу позволить тебе мерзнуть.

Я оглядела свертки. Сколько их тут? Шесть? Семь? Восемь? И все мне?

— Надеюсь, с размерами угадал, — Хэйден улыбнулся. — Если нет, отправим поменять.

К горлу вновь подступили слезы.

Он не спрашивал, почему я не ношу теплых вещей. Не смущал предложениями дать денег. Не пытался разбередить старую рану ненужными расспросами о моей семье. Он все понял сам. Понял и решил помочь. Хэйден продолжал вести себя так, как вел с первой нашей встречи, — оберегал, ничего не прося взамен.

Бережно отложив платье, я потянулась и накрыла его губы своими. Раньше я не понимала, каково это, когда один человек становится для другого Луной — главным ночным светилом, на фоне которого теряются даже самые яркие звезды. Но теперь я знаю точно. И кажется, я… влюбилась?

Хэйден ушел поздно, и боюсь, именно я была тому причиной. Позабыв все нормы приличия, отринув каждое из правил, которые я, как истинная артиэлла, знаю с пеленок, я позволила себе раствориться в ощущениях. Целовала до исступления, зарывалась пальцами в густые волосы цвета темного шоколада, вжималась бесстыдно в сильное тело. И желала… желала столь многого, что это одновременно пугало и завораживало. По моим венам бежала не кровь — искушение, смешанное пополам с робостью, словно лучшие сорта винограда в дорогом купаже.

Я дышала Хэйденом и не могла им надышаться. Кусала губы, сдерживая стоны, когда он целовал мою шею, и на ощупь, словно слепая, запоминала черты его лица. Скользила по ним подушечками пальцев, губами и шептала его имя.

Если бы Лангария узнала, как низко я пала, если бы увидела, как я задыхаюсь в его сильных объятиях, — она бы прокляла меня. Не смеет артиэлла целовать столь самозабвенно, не должно ей распахивать душу перед кем бы то ни было. И уж тем более ни одна из артиэлл не станет эту душу вручать другому. Но я всегда была неправильной — Недоделком. Вот только сейчас я впервые по-настоящему этим наслаждалась.

В какой-то момент мы повалились на кровать, раскидав еще не открытые свертки и вспугнув Эвис. Она что-то затопотала, отбивая лапами недовольный ритм, но мы не обратили внимания. Юбка платья мешала. Она сковывала движения, сдерживала мои ноги, будто напоминая о чести. Вот только я не хотела о ней помнить. Пусть меня проклянут за распутство, но я желала Хэйдена. И где-то в глубине души, в самом потаенном ее уголке я мечтала стать той единственной, кто подарит ему наследников — зеленоглазых колдунов, маленьких, но вместе с тем величественных, как северные горы.

Однако Хэйден не позволил мне предать собственное достоинство. Он первым нашел в себе силы отстраниться. Я видела, чувствовала, как трудно дался ему самоконтроль, и все во мне отзывалось трепетом на осознание этого.

Хэйден ушел переходом, оставив меня со сбившимся дыханием, разгоряченными щеками и припухшими от поцелуев губами. Еще добрую четверть часа я лежала, глядя в потолок, и все пыталась прийти в себя. Потом, кое-как совладав с телом, встала, умылась и переоделась в ночную сорочку. Погладила Эвис, косящуюся на меня особенно хитро, и забралась под одеяло.

Утро нового дня началось, как всегда, с колокола. Низкий ритмичный звон пронесся над академией и разбудил спящих лернатов. И, пожалуй, именно в такие моменты не существовало различий между халцедонами, изумрудами, сапфирами и нефритами — все мы одинаково морщились, слыша гулкое эхо главного колокола.

Но сегодня я проснулась легко. Одной из первых убежала в душевую, а вернувшись, облачилась в новые вещи. Нижняя сорочка из тонкого алденского хлопка приятно ощущалась на коже. Расшитое жемчугом шерстяное платье и теплые сапожки с пряжками-полумесяцами сели как влитые. Завив волосы мягкими полукольцами, я накинула на плечи подбитый мехом темно-фиолетовый, точно таннатовый виноград, плащ и выскочила в коридор.

Сегодня мне, как никогда, хотелось выглядеть красиво. Не для себя — для Хэйдена.

На лестнице я нос к носу столкнулась с друзьями. Те с видимым удивлением оглядели мой наряд и одобрительно заулыбались.

— Рада за тебя, — шепнула мне Ллоса, обнимая. — Если из-за него ты выглядишь такой счастливой, то он — тот самый.

В груди взвился теплый, словно летний ветер, вихрь. Я улыбнулась и обняла подругу в ответ. Шумной четверкой мы спустились в трапезную, где получили положенный халцедонам завтрак. И, клянусь обоими покровителями, никогда еще кукурузная каша не казалась мне такой вкусной!