Анастасия Баталова - Чтобы желания сбывались

— Ты скоро? — в проёме двери возник очень высокий полностью седой человек.

Директор обернулся; на лице его обозначилась торопливая виноватая улыбка.

— Ой, прости… Совсем про тебя забыл. Конечно, сейчас пойдём. Посидим, вспомним молодость.

— Ты чего это, заставляешь парнишку работать сверхурочно? — высокий одним размашистым шагом приблизился к столу Мики. В голосе его скрывалась доброжелательная улыбка.

— Это мой одноклассник, — выговорил директор, умело скрыв недовольство тем, что приходится представлять вошедшего подчинённому, тем самым как бы приоткрывая завесу своей приватной жизни, — генерал некой секретной службы, какой именно он и мне не говорит… — директор натянуто рассмеялся.

Мысли его беспомощно летели вдогонку неминуемо ускользающей — он чувствовал — президентской премии.

Молодой инженер в нерешительности переводил глаза с директора на генерала и обратно. Безупречный костюм, золотые запонки и лаконичная лысина. Директор всегда выглядел сильно озабоченным, даже если думал о ерунде, хотя сам этого никогда не замечал. Ясные льдисто-голубые глаза генерала смотрели просто и мудро. Тонкие косые морщинки у наружного угла глаза и длинные горизонтальные на лбу выдавали человека влюблённого в жизнь — часто смеющегося и удивляющегося. Снежно-белые кустистые брови и усы навевали приятные детские воспоминания. Вот и сейчас генерал смотрел так, ласково, чуть склонив голову, словно добрый волшебник из сказки.

Мика увидел в нём порядочного человека. Это не было выводом разума — за несколько минут невозможно понять, что представляет собой собеседник, пусть даже он успел за это время пересказать всю свою жизнь. Доверие Мики к генералу шло изнутри — интуитивное, бессознательное.

И он решил открыться. Мысль о том, чтобы навсегда остаться один на один со своим чудовищным изобретением пугала молодого инженера. Рано или поздно, но всё равно придётся рассказать о нём. Только окажется ли в решающий момент рядом человек, достойный подобного откровения?

— Это чертёж генератора особых волн… — терпеливо начал Мика, подняв на генерала внимательные свето-карие глаза. Тот опустил взгляд в чертежи, и как будто бы пытался вникнуть в них параллельно с восприятием устной информации.

— Как вы планируете его использовать? — спросил генерал после того, как молодой инженер закончил свои объяснения.

Мика пожал плечами.

— Вы в полной мере понимаете, что именно вы изобрели? — тихо спросил генерал, наклонившись над столом и заглядывая в глаза сидящему юноше. Мике было мучительно неудобно сидеть перед уважаемыми людьми, но встать он не мог, для этого пришлось бы отодвигать стул, а кабинетик был такой тесный… Генерал смотрел на растерянного изобретателя долгим испытующим взглядом, и лицо его не было больше сияющим лицом Санта-Клауса с конфетной коробки: оно сделалось сосредоточенным и немного грустным. — Это оружие, молодой человек. Очень страшное оружие.

Большой парад Особого Подразделения планировалось провести на заброшенной авиабазе окружённой со всех сторон изумрудным молодым лесом.

Сочная листва, перебираемая ветром, сияла на солнце. Ясный летний день клонился к закату. Его оранжевый свет ровным полотном застилал обширную взлётную полосу, вымощенную крупными бетонными плитами.

Место разгона самолётов теперь стало полем — мозаичным каменным полем — в щелях между плитами кое-где успела вырасти трава и небольшие деревца, в основном, берёзки. В некоторых местах сами плиты немного потрескались, и сквозь них прорастала, устремляясь к солнцу, стрельчатая осока.

Билл остановился и присел на корточки возле одной из травинок.

— Глядите-ка, сюда…

Кирочка тоже присела на корточки. Аль-Мара просто остановилась рядом.

— Удивительно, не правда ли? — Билл коснулся рукой тоненького заострённого на конце стебелька, — Что за сила в ней? В хрупкой былинке, которую я могу запросто согнуть пальцем? Отчего она способна пробить камень?

— Она тянется к свету… к теплу… к солнцу, — ответила Кира.

— Но зачем? Ведь пока она семя, она ещё не ведает о солнце, не знает ничего о нём, верно? Что же побуждает её пробивать сначала тугую броню семени, потом тянуться в тёмной земле к поверхности, затем искать слабое место в камне — размытую дождём трещину, скол — чтобы выбраться на поверхность?.. Ведь она даже не знает есть ли там солнце…

— Она пытается. Солнце нагревает землю и даёт ей надежду. Она не знает о солнце, но чувствует его тепло… — предположила Аль-Мара. — Она верит .

— Возможно, ты и права. В живой природе — жить или погибнуть — вопрос вероятности. И ей не остаётся ничего, кроме как попробовать увидеть солнце. …Но как ведь сильна!

— А если, по твоей философии, Крайст, всякая жизнь — попытка, вот ты только что сказал, жизнь травинки — попытка увидеть солнце, то тогда наша, человеческая жизнь, попытка чего?

Крайст ненадолго задумался, потом смело встретил ищущий Кирочкин взгляд и усмехнулся.

— Наша жизнь — это попытка познать любовь.

Ей показалось, что глаза у него при этом стали чуть печальнее, чем обычно. Он ещё раз глянул на тонкую острую травинку, торчащую из щели в бетонной плите и осторожно погладил её.

— Идёмте, — заключил он, поднимаясь, — Скоро приедет генерал Росс.

На базу постепенно съезжались люди. Они оставляли машины в лесу и, пересекая невысокий молодой березняк пешком, выходили на взлётную полосу.

Все были одеты в одинаковую лёгкую и прочную серую форму. Они собирались небольшими группами, по два-три человека, о чём-то говорили, смеялись. Некоторые совершенно свободно переходили от одной группы к другой или вообще не присоединялись ни к одной из них, предпочитая в одиночестве наслаждаться звуками и красками раннего летнего вечера. Кирочка заметила, что в обращении этих людей друг к другу очень много внутреннего тепла — их связывало особое не физическое родство, сближала причастность к Тайне — каждый чувствовал себя неотъемлемой частью большого целого. А отсутствие бытовых связей между этими людьми обеспечивало непринуждённость отношений. Их не тяготили взаимные долги и обязательства, обещания, скрытые желания и обиды. Они не возлагали друг на друга надежд и не ждали определённых реакций на свои действия. Каждый из них был независим. Все эти люди просто радовались чудесному летнему дню, блеску козырьков, удачным шуткам и возможности видеть друг друга, говорить, улыбаться. Спокойно встретившись, они могли так же спокойно расстаться — в этом не было печали. И Кирочка впервые осознала величие свода Правил — она воочию увидела результат борьбы с привязанностями, зависимостями, с самим рабством человеческих чувств, неизбежно возникающих в результате тесных взаимоотношений — результат глубинного внутреннего отшельничества.