Анастасия Баталова - Чтобы желания сбывались

Кирочка выползла из палатки покурить. Села прямо на землю, застыла на миг, заслушавшись звуками серо-синего мутного леса, заглядевшись на бледнеющее предрассветное небо. Машинально вытянула сигарету из пачки в нагрудном кармане наброшенной на плечи джинсовой курточки, медленно, с удовольствием затянулась. Последние звёзды таяли среди тонко вычерченных сосновых крон. Любуясь ими, Кирочка подумала о том, сколько человеческих желаний успело вспыхнуть и погаснуть в острых лучах их холодного света. Ощутив свою беспомощность перед Вечностью, она немного успокоилась. Потушила окурок в песке, несколько раз вдохнула и выдохнула чистый хвойный воздух и, почувствовав сонливость, полезла было обратно в палатку…

Но лёгкий шепчущий звук шагов по лесу заставил её обернуться. По узкой мшистой тропинке среди сосен неторопливой трусцой бежала Магатея. Кирочка и со спины сразу узнала этот тонкий стремительный силуэт. Ещё днём она подметила характерную небрежно-грациозную ломкость, звонкость движений жрицы. Теперь на ней был светлый спортивный костюм, ярким пятном порхающий в предрассветной голубизне.

Кирочка не придумала ничего иного, кроме как вскочить и броситься вслед. Она сделала это безотчётно. К ненавидимому, как и к любимому, необъяснимо влечётся человеческое существо. И стремление изучить врага даже, пожалуй, сильнее, чем интерес к объекту какой-либо нежной симпатии. Куда она бежит? Зачем? Желание немедленно это выяснить в какой-то миг пересилило рассудок.

Длинные шаги Кирочки зашелестели по лесу. Услышав их, жрица остановилась и обернулась.

Встретившись с ней взглядом, Кирочка мгновенно и очень сильно смутилась, до замирания, до потери дара речи. Только теперь к ней пришло понимание, что выглядело это странно и неуместно — как она ринулась вдогонку жрице, по-видимому, совершающей утреннюю пробежку.

— Доброе утро, — произнесла Магатея удивлённо и, как показалось Кирочке, чуть насмешливо; её умные и необыкновенно внимательные глаза в сумерках казались темнее.

— Недоброе, — глядя в мох, глухо буркнула Кирочка.

— Отчего же? — жрица свойственным только ей одной неописуемо милым жестом склонила голову набок и улыбнулась. Очарование её словно плотина способно было остановить натиск любой самой свирепой ярости.

Кирочка не отвечала; она отважилась поднять взгляд и теперь смотрела на Магатею исподлобья, настороженно и мрачно.

— Слышишь, поют птицы, вестники рассвета, — Магатея умолкла, а мгновение спустя, когда задрожала невдалеке нежная трель, подняла тоненький палец, словно указывая Кирочке на этот звук, — земля прекрасна в своём пробуждении, прислушайся к ней. Способов наслаждаться — гораздо больше, чем кажется, а вот времени — гораздо меньше, не упускай его, девочка.

Кирочка устыдилась некстати проявившихся не лучших свойств её натуры; о дружелюбное спокойствие Магатеи, словно волны о гранит набережной, разбивались все гневные грубые побуждения…

Но Кира всё-таки озвучила задуманное на бегу:

— Я хочу попросить вас не обижать Эрмеса… Он так любит вас.

Фраза прозвучала напыщенно и сурово. Магатея взглянула на Кирочку своими быстрыми, мгновенно схватывающими суть, блестящими глазами. И рассмеялась. Ласково и радостно, как над неуклюжими шажками годовалого ребёнка.

Реакция жрицы была неожиданной; Кирочка недоумённо насупилась.

— Я, кажется, догадываюсь, почему твои глаза мечут молнии в мою сторону… — задумчиво проговорила Магатея, осторожно касаясь своим живым пытливым взглядом Кирочкиного лица, — Запомни, девочка, каждый проходит свой путь… И только свой. Ты молода, красива, тебя ждёт много чудесного впереди, и я могу, если хочешь, показать тебе мой путь для того, чтобы ты осознала, что он ничем не лучше твоего, идти им нисколько не слаще, и за щедрый дар любви прекрасного Эрмеса заплачена мною определённая цена…

Кирочка стушевалась под пристальным взглядом жрицы; тайна её была, судя по всему, очевидна Магатее словно строка в раскрытой книге; услышав имя Эрмеса из чужих уст, девушка почувствовала, как стихийно, неотвратимо прихлынул жар к лицу, ушам, шее…

— Приходите с подругой в мой шатёр под конец зноя, когда солнце начнёт понемногу склоняться к горизонту, — сказала жрица, нетерпеливым жестом заправляя тоненькую как прутик прядь волос за ухо, — буду рада, а теперь мне нужно бежать дальше, мои ежедневные десять километров ждут меня, и нет такой силы, которая бы отменила их сегодня…

Магатея улыбнулась напоследок как будто немного рассеянно; не простившись, она легко и почти бесшумно побежала дальше в бор, оставив Кирочке воздушное, нежно колкое, точно лимонад на языке, ощущение незавершённости какого-то приятного, необыкновенного приключения…

Вернувшись в палатку, Кира сразу же уснула, глубоко и спокойно, словно дитя, припавшее к материнской груди.

Вечернее солнце, просвечивая сквозь деревья, впивалось в глаза тонкими золотистыми иглами света. Сочные кроны сосен застыли высоко-высоко, словно сине-зелёные облака.

В узорчатом оранжево-красно-жёлтом шатре Магатеи царил уют: сияние дня, проникающее внутрь, словно сквозь тонкую бумагу, сквозь его расписные яркие стенки, приобретало таинственность и мягкость.

Приглашённые гостьи седели прямо на полу рядом с небольшим столиком, на котором ловкая щупленькая девочка лет десяти в длинном и просторном кремовом платьице с широкими рукавами сервировала чай. Тонкими белыми ручками с бледно-голубыми нитями вен она расставляла на кружевной салфетке чайные приборы: глиняные пузатые чайнички с пахучими заварками из лесных цветов и трав, изящные плетёные вазочки с сухофруктами, цукатами и орехами, маленькие толстостенные чашки, блюдца.

Малютка двигалась очень быстро, но в то же время на удивление грациозно: наблюдая за нею, Кирочка испытывала невыразимое наслаждение бескорыстного созерцателя. Вскоре послышался шорох занавески; мгновение спустя из-за внутренней тканевой перегородки шатра вышли в открытых нарядных платьях сами устроительницы чайной церемонии — две жрицы богини Прорвы — Магатея и её подруга.

— Агея, — представила верховная жрица свою спутницу, которая была чуть выше её, полнее, с высокой грудью, ясноглазая и темноволосая, как Эрмес, и Аль-Мара догадалась, что это и есть его мать.

Агея сдержанно поклонилась гостям и грациозно опустилась на колени, расправив вокруг себя широкий подол хвойно-зелёного атласного платья, перехваченного на талии чёрным поясом.

— Спасибо, Ксифея, ты можешь быть свободна. Ступай, поиграй во что-нибудь… — ласково сказала Магатея девочке, легонько потрепав её белокурую головку, — Это моя младшая дочь, — тут же пояснила она Кирочке и Аль-Маре.