Филипп Крамер - Мир Чаши. Дочь алхимика

— Вы действительно полагаете, что мой отец был такой скотиной?

— Он — Призыватель, — в глазах старухи тоже мелькнула сталь, — а их мысль движется иными путями. Заклинатели преследуют цель и для них мало что значит жестокость или добросердечие — это всего лишь ступени, по которым они идут к цели. Именно поэтому заклинателями должны быть мужчины, ибо это их суть, женщины же обязаны поддерживать гармонию.

Все же близкое общение с Корнями действительно искажало, изменяло Призывателей, ввергая их в какой-то жуткий и страшный мир, где одни разрушали гармонию, а другим приходилось ее поддерживать, латая дыры в ткани мироздания. Неудивительно, что немногие желали водить с ними близкое знакомство. И если отчаянное время требует отчаянных решений, а жестокое — жестоких, то заклинателей можно было лишь пожалеть: подобное разделение мужских и женских обязанностей могло быть порождено лишь временем постоянной жестокости — к себе и к тем, кого они вводили в этот мир. И, судя по всему, Карн застрял в этом времени намертво.

А Реннан Орбо, известный как Себастьян Штерн, был ребенком того же наследия.

Смогла ли Лилия де Крисси исцелить его раненную с самого детства душу?..

Она — не могла не суметь. А значит, что-то пошло не так уже не по его воле.

— Произошедшее требуется обдумать. — Жозефина с трудом подавила желание зажмуриться и потереть виски, приводя себя в чувство. — Всем.

— Пока нет глубоких мыслей, мы можем предложить вам добыть славных поединщиков для ваших Зверей. Если вы удивлены, то я скажу, что мы всегда этим занимались… негласно. Зверям нужны поединки, чтобы обрести Силу, а сущностей на всех не хватает, да и охотничьего пса всегда сначала притравливают, прежде чем выпускать его на настоящую охоту. Поначалу мы можем предоставить достаточно мирных сущностей — достать убийц и дольше, и дороже.

— Кстати, об убийцах. — Жозефина коротко пересказала события предыдущей ночи. Старая графиня призадумалась, а потом неожиданно громко и ожидаемо повелительно крикнула:

— Щука!

Черноволосый князь подошел, и Жозефина повторила свой рассказ.

— Ну эти трое были неплохие мастера, а вот тот, что в спину им ударил, — тот мастер высшей пробы, такие за деньги не работают. Не убийца он, а ловкий человек. — Ответом ему были непонимающие взгляды, и Щука пояснил: — Если человек ловкий, так он во всем ловкий, и с железом, и с веслом, и на коне. Вы, я вижу, тоже из таких. — Он кивнул Жозефине и взглянул на графиню. — Все, не зовите больше, пойду выпью три жбана подряд, или я не Болотный князь!

Он удалился, оставив Жозефину обдумывать свои слова еще долго, долго после. Старуха же вручила ей нечто, оказавшееся талисманом связи в виде литой гербовой морды Карна.

— Благодарю.

— Когда вы желаете получить поединщиков?

— Вопрос, когда вы сможете их предоставить.

Мать и дочь переглянулись, и первая изрекла:

— Нам надо подготовиться, мы не ожидали, что они понадобятся столь скоро. Думаю, мы управимся за половину луны.

Усталость коркой покрывала мысли и чувства, сковывая их обычно легкое и свободное течение, оставляя только желание уйти в гостевые покои, выспаться и утром наконец-то покинуть Карн. Но поддаваться ему было никак нельзя: внутри, несмотря ни на что, билось некое предчувствие, ощущение…

Да уж. Наследная гордость, огромные знания, немалая Сила и ненастоящая честность. Жозефина все же позволила себе прикрыть глаза.

Расслабилась. Привыкла к безопасности Севера, к мирной жизни в поместье дяди, где нет нужды каждый миг опасаться клинка из-за угла, шарахаться от всех и каждого, следить за каждым своим и чужим словом и жестом и всегда быть готовой отразить и нанести удар. Там не было короля, и были дивной красоты скалы, и начинающаяся Школа, и Небесные Звери, и люди проще, честнее и светлее, чем в столице. И все это было именно тем, чего желала Жозефина — жить мирной жизнью среди любящих и любимых, верных и достойных, ради которых легко и умирать, и жить. Там можно было быть собой.

Но если выпало идти дорогой героев — нельзя просто жить так, как жил до этого. Путь должен быть пройден до конца.

Корка усталости слетела прочь — как отброшенные ножны, разом обнажившие меч.

И меч этот был направлен в горло Матери Альдскоу.

— Скажите, госпожа Альдскоу, почему на пиру в честь обретения сюзерена не присутствует ваш сын?

— Он занимается делами семьи далеко отсюда, и вызвать его не было никакой возможности. Кроме того, Карн он не наследует.

Старая графиня изрядно потеряла в самообладании — Жозефина ясно ощущала и смятение, и даже страх.

— Последнее не важно.

— Мы надеемся, что он вскоре присоединится к нам и сможет засвидетельствовать вам свое почтение.

— Я тоже на это надеюсь, но до тех пор вопрос вашей верности остается нерешенным. Он не присягал мне, и оттого мне приходится ждать удара в спину, так что наши взаимные обязательства могут изрядно потерять в своей силе прямо сейчас.

— Можете не опасаться этого, госпожа де Крисси. Если желаете, мы можем поговорить об этом завтра.

— Можем, — она не отводила от графини стального немигающего взгляда, — здесь не Север, где вести такие разговоры не приходится. И еще. Чем вас, госпожа Альдскоу, так взволновало появление тварей Корней?

— Я давно живу и привыкла знать, что происходит вокруг меня и в мире. Узнав последние новости, я сочла, что пришло время выбирать сторону.

— Это не ответ. — Жозефина устала от всех этих реверансов, экивоков и словесных кружев, кажется, даже больше, чем от бесконечных вопросов, порождаемых событиями настоящего и перекликающихся с событиями прошлого. Делать лишний круг этого словесного вальса ей совершенно не хотелось.

— Наступают неспокойные времена и выбрать непросто. — Старая графиня же, кажется, готова была танцевать так вечно; да и умела ли она иначе? — Скажу честно, будь только моя воля, я бы вас не выбрала. Быть может, мы совершили ошибку, но вы — знамя восходящей силы, и между нами нет иной крови, кроме пролитой добровольно.

— И это не ответ. — Теперь металл зазвучал и в голосе — не звоном, но тяжелым нарастающим гулом. — Вы сказали, почему вы выбрали меня, но не почему хозяйка Карна вдруг озаботилась происходящим за его стенами, к тому же призвав домой дочь, которая занимается внешними делами семьи, и отправив сына-затворника в мир.

— Я могу ответить, — промолвила графиня, — но вам сказанное не понравится.

Молодая Альдскоу хранила молчание, откинувшись на спинку стула и скрестив на груди руки. Впрочем, Жозефина ощущала нить внимания, тянущуюся к ним.

— Вероятно, вам это может показаться странным, но, задавая вопрос, я хочу услышать ответ.