Ульяна Бисерова - Ни слова о драконах

— Глупости все это средневековые. От любой болезни есть лекарство, — убежденно сказала Сашка. Но Грей лишь покачал головой.

— Ленивая смерть прибирает медленно, но про того, кого пометила своей печатью, уже не позабудет.

Вдоль дороги потянулись поля ржи, овса и ячменя. Черные фигуры жнецов в таких же остроконечных капюшонах, как те, что шли по дороге, издали казались стаей ворон. На холмах за изгородью паслись отары серых овец.

Вскоре Сашка с Греем подошли к стенам обители. По обе стороны высоких ворот возвышались каменные башни с зубчатыми краями и узкими бойницами.

— Как-то это не похоже на госпиталь или приют. Скорее, на неприступную крепость.

— Догадываюсь, что эти стены не раз уже спасали от набегов жителей окрестных селений, которые винят прокаженных во всех бедах — и в падучей скота, и в неурожае, и в засухе или затяжных дождях.

— Но это же несправедливо!

— А кто здесь говорит о справедливости? Боюсь, этого диковинного товара не найти ни на одной ярмарке Гриндольфа, — горько усмехнулся Грей.

Вслед за вереницей прокаженных в черных балахонах они прошли в распахнутые настежь ворота. За крепостными стенами вокруг строящегося храма с высокой колокольней лепилось с десяток каменных зданий, а за ними — глинобитные хижины, хлевы, амбары. По проулкам сновали безмолвные черные фигуры — прокаженные и монахини, и от этого казалось, что обитель отверженных населяют только бесплотные тени. Сашка зябко повела плечами, прогоняя эту мысль.

— Странное местечко, — пробормотал Грей. — Я слышал, в подземельях старого замка хранится несметное богатство: за то, что Орден черных сестер избавил города от прокаженных, король освободил их от всех податей и выделил земли, чтобы возделывать пашню и пасти скот.

— Зачем же они ходят по городам и просят милостыню?

— Чтобы напомнить людям о неотвратимости смерти и сострадании, — назидательно произнесла дородная монахиня, остановившаяся в двух шагах от них.

— Сестра, нам поручено передать на воспитание бастарда.

— Я отведу вас к сестре Ровенне, — поджав губы, сказала монахиня.

Большое каменное строение, где жили юные подопечные черных сестер, располагалось в отдалении от лечебниц и храма, за небольшим садом, в котором наливались восковой спелостью яблоки и вызревали лиловые сливы. Во дворике бегали мальчишки лет шести — семи — сражались на палках, запрыгивали друг другу на закорки. Увидев монахиню с незнакомыми людьми, они замерли, раскрыв рты. Монахиня провела Грея и Сашку в зал с высоким сводчатым потолком, который служил столовой. Молоденькая румяная кухарка уже выставила большие котлы с дымящейся густой похлебкой.

— Ждите здесь.

Спустя пару минут столовая заполнилась топотом, смехом и детскими голосами: воспитанники торопились занять места за длинными столами. Брякали глиняные плошки, скрипели скамьи, но вот все возгласы смолкли, а головы повернулись в одну сторону — туда, где стояла бледная худощавая монахиня в темном одеянии. Дождавшись полной тишины, она начала читать слова молитвы, и дети вторили ей нестройным приглушенным хором. Закончив, она ободряюще улыбнулась и вместе с кухаркой стала разливать похлебку по мискам.

— Тебе не кажется, что она немного похожа… — начала было Сашка, но осеклась, заметив посеревшее, как от сильной боли, лицо друга. — Так я не ошиблась?! Это она, да?!

Грей сжал ее руку так, что она чуть не вскрикнула.

— Ни слова про меня, слышишь? Отдай ребенка и уходи. Я буду ждать снаружи.

— Но Грей…

— Ни слова!

Закончив обход, монахиня подошла к дальнему столу, за которым сидела Сашка.

— Это ты принесла ребенка? — участливо спросила она, наливая похлебку.

— Эвейн, — тихо позвала Сашка, не поднимая глаз.

Рука, которая держала миску с ароматным варевом, чуть заметно дрогнула.

— Меня зовут сестра Ровенна, — ровным голосом сказала она.

Как же трудно было узнать в монахине, закутанной в темное покрывало, гордую и смешливую красавицу Эвейн, неутомимую охотницу, которая мастерски высвистывала песни лесных птиц.

— Где же твои лук и стрелы, Эвейн?

Их взгляды встретились, и Сашка увидела, как отхлынула кровь от лица Эвейн, как проступила на носу россыпь золотистых веснушек.

— Сашка?! Как же ты тут оказалась? И почти не изменилась! Десять лет ведь прошло?.. Как такое может быть? — Эвейн, крепко сжав ее в объятьях, осыпала торопливыми поцелуями ее лицо, отстраняла, чтобы посмотреть, и снова прижимала к бешено колотящемуся сердцу. — Милая моя, где же ты пропадала все это время? Неужели в Запределье? Или все это мне только привиделось?

Маленький принц высунул ручонку из перевязи. Сашка торопливо сунула ему тыквенную бутылочку, которую дал им в дорогу древесный фейри.

— Постой… Это что, твой?! — увидев, что Сашка отрицательно качнула головой, Эвейн облегченно выдохнула. — Сколько же тебе лет? Пятнадцать?! Совсем невеста… А я по-прежнему вижу тебя маленькой девочкой в пажеском костюме. Идем же, а то на нас все смотрят, — смахнув слезы, Эвейн взяла ее за руку и увела в большую спальню, где рядами стояли кровати. Деревянной ширмой в углу было выгорожено небольшое пространство, где помещались только узкая кровать и знакомый Сашке сундук.

— Да, он по-прежнему со мной. Все мое бесполезное приданое, пожелтевшее и затхлое, как палая листва, — перехватив ее взгляд, грустно улыбнулась Эвейн.

Словно завороженная, Сашка медленно сняла покрывало с ее головы. По плечам Эвейн рассыпались тугие кудри, точно свитые из тончайшей медной проволоки. От правого виска тянулась широкая седая прядка.

— Поверить не могу… Ты остригла волосы, — потрясенно вздохнула Сашка. Отчего-то ей это казалось кощунством.

— Да… Сестра Ольгелла сказала, что это грех. Что это рождает зависть. Да и к чему мне теперь эта грива? Одна морока только. Видишь, совсем старуха стала — половина головы седая.

— Ты остригла волосы, — глупо повторила Сашка, все еще не в состоянии осознать перемену, произошедшую в облике Эвейн.

— Ну же, перестань! — засмеялась та, проводя рукой по волосам — так, словно настолько давно прикасалась к ним, что уже и забыла, какие они на ощупь. — Дай-ка мне лучше ребеночка. Чей он?

Сашка тяжело вздохнула, а затем, собравшись с силами, на одном дыхании рассказала о том, что произошло в замке, и как они с Греем сбежали из охваченного волнениями города, как Леборхам едва не отобрала маленького принца, как они оказались в зачарованном лесу и встретили древесных фейри и Гексулу. Эвейн слушала, закусив нижнюю губу, с потемневшими глазами, машинально укачивая младенца.

— Так ты говоришь, Грей… жив? — спросила она, стоило Сашке остановиться, чтобы перевести дух, как будто только это и запомнила из сумбурного рассказа Сашки.