Ульяна Бисерова - Ни слова о драконах

— Что это? — прошептала ошеломленная Сашка.

— Так родился первый Змей.

— Он умер, стал камнем.

— О нет, он по-прежнему жив. Но он научился хорошо прятаться. В уме, в сердце человека, выгрызая его изнутри, превращая в пустую оболочку. Он властвует. Ты видела, кем был Кронк. Всесильным правителем, не знавшим жалости. Но Змей покинул его дряхлое, бесполезное тело. Как и все их ползучее племя, он сбросил старую кожу. Ты видела, чем стал Кронк. Жалким стариком, который молит о смерти. Змей никуда не исчез. Он здесь, — она ткнула пальцем в младенца.

— Нет, нет, — замотала головой Сашка. — Это обычный ребенок.

— Он все просчитал. Выбрал самый короткий путь к абсолютной власти. Чтобы начать новую игру.

— Вы же не причините зла ребенку?

— Нет. Змей чуял, что я разгадала его план, что я тоже в игре. Он наложил заклятье, из-за которого я не могу коснуться его. Поэтому его убьешь ты.

— Нет!

— Да, кинжалом из небесной стали, который выковал сам Виланд. Так было предначертано изначально. Я знала, что ты сразишь Змея, как только увидела тебя впервые. Ждать этого часа и так пришлось слишком долго. Не медли! Вонзи кинжал прямо в сердце!

— Вы сошли с ума!

— Ты знаешь, что я права. В глубине сердца ты чувствуешь, что в моих словах нет лжи. В ребенке растет новый Змей. Неужели ты трусливо сбежишь от своего предназначения, как и в прошлый раз? Я потратила годы на то, чтобы разыскать тебя, чтобы вернуть тебя в Гриндольф. Так предначертано.

— Нет! Ни за что!

— Он уже оплел тебя своей сетью? Уже приручил твое глупое сердце? Этот ребенок — просто пустая скорлупа, в которой свернулось Зло. Он станет тираном, какого не видел мир, истребит целые народы.

— Я не знаю, кем он станет. Но сейчас это просто маленький ребенок, и я его не отдам.

Старуха закричала диким голосом. В ее руке блеснул кинжал.

— Грей! — Сашка пятилась назад, крепко прижимая ребенка. — Грей! Проснись же!

Дейзи, стряхнув сонную одурь, вскочила на разъезжающиеся в разные стороны ножки и боднула Грея, пытаясь разбудить его. Издав истошный крик, она пригнула голову к самой земле и бросилась на Леборхам. Но не успела приблизиться к ведьме и на пару шагов. Неведомая сила приподняла и отбросила козу. Жалобно заблеяв, она дважды перекувыркнулась в воздухе и глухо ударилась о каменный валун. Ножки с раздвоенными копытцами нелепо торчали из бесформенного мехового мешка, как трубки волынки. Сашка закричала от ужаса.

— Я не могу прикоснуться к нему, но я могу испепелить вас обоих! — в глазах старухи плескалось безумное пламя. Ее губы начали беззвучно шевелиться, костер погас, и наступила непроглядная тьма. Сашка попятилась, пока не уперлась спиной в ледяной валун. Свистящий шепот Леборхам звучал отовсюду, наползал на нее, как полчища змей, с каждым мгновением набирая разрушительную силу. «Это хулительная песнь. Когда она замолчит, я упаду замертво», — с отчетливой ясностью поняла Сашка.

Ребенок проснулся и заплакал.

— Не бойся, маленький. Я не отдам тебя. Не отдам. Клянусь именем Гексулы.

Воздух раскололся от раскатов грома. А затем наступила звенящая тишина.

Сашка почувствовала, как зашевелилась земля под ее ногами. Корявые корни стали обвивать ее стопы, быстро поднимаясь все выше по ногам, добрались до пояса, груди, образуя вокруг нее непробиваемый кокон из плотно переплетенных прутьев. Прежде чем она успела вскрикнуть, они оплели ее целиком. Неведомая сила дернула ее вниз и понесла, как вагончик американских горок. В ее ушах еще долго звенел полный ярости вопль Леборхам. Сквозь прутья на лицо Сашки сыпалась земля, но она не могла ни закричать, ни даже глубоко вздохнуть, закупоренная в саркофаг из переплетенных корней и веток. А вслед за ней неслось что-то огромное, разъяренное, с диким воем ломая сухие прутья.

Сашка открыла глаза. Она лежала на опушке леса. Золотые солнечные блики пробивались сквозь густую крону деревьев. Терпко пахло прелой листвой, доносились птичьи трели. Сашка провела ладонями по лицу, смахнув со щеки прилипшую хвоинку. Сейчас, наверное, около полудня. Сколько же она спала? События вчерашней ночи вспомнились так отчетливо, что она резко вскочила. Где ребенок? Что с Греем?

Маленький принц лежал в десяти шагах от нее, на залитой солнцем прогалинке, совершенно голенький и, кажется, абсолютно счастливый. Сосал большой палец, дрыгал пухлыми ножками и заливисто смеялся, словно кто-то щекотал его за пятки. Куча мокрых серых пеленок валялась рядом.

— Простудишься! — бросилась к нему Сашка. Увидев склонившееся над ним озабоченное лицо Сашки, маленький принц растянул рот в беззубой улыбке.

— Ах ты глупыш, — сдерживая неожиданно подступившие слезы, пробормотала Сашка. Но когда она попробовала снова закутать его в пеленки, принц скуксился и завредничал, больно дернув ее за волосы.

Боковым зрением Сашка все время замечала какое-то неясное движение, но когда она оглядывалась, то видела лишь солнечные блики на листве, сухую корягу или поросший мхом пень. Как ни странно, малыш, казалось, совсем не был голоден, хотя не ел со вчерашнего вечера. Сашка вспомнила, как Леборхам равнодушно швырнула Дейзи на камни, переломав ей все кости, и сморгнула непрошенные слезы.

— Как же мы теперь? И где Грей?

Она снова уложила ребенка на прогретый солнцем мох и села рядом, спрятав лицо в ладонях.

— Ыш, пригорюнькалась.

— Ну ды, подвысунься тока, вряз покрамсакает — узыркал, яко вострожало?

— Знамо, то ж стархолюды — кто кумекает мал-мала, тишуйничат.

Сквозь пальцы Сашка видела, как на фоне прелой листвы медленно вырисовываются корявые силуэты древесных фейри. Они были ближе к миру растений, чем живых существ, и различались между собой так же сильно, как ландыш и чертополох. Бородавчатые, узловатые, покрытые растрескавшейся корой, серым лишайником и паутиной, одни из них больше напоминали жука-палочника и бражника, других же было не отличить от трухлявого пня. Сашка могла бы неделю блуждать по лесу, не замечая их молчаливой слежки, пока они сами не решились бы показаться ей на глаза.

— Я вас вижу, — тихо сказала она. — И слышу.

На поляне повисла тишина. Сашка медленно отняла ладони от заплаканного лица.

— Спасибо, что спасли.

Маленький юркий фейри на длинных ножках в плаще из зеленого листа, ее старый знакомый, учтиво положил перед Сашкой веточку земляники.

— Вы знаете, где Грей?

Древесные фейри недоуменно переглянулись.

— Хтось?

— Там, на поляне, был мой друг. Он ранен.

— А, тамось. Тижоленный, яко лось.

— И лупасит кудысь ни попадя, — обиженно добавил Альнус.

Сашка бросилась к Грею. Его лоб пылал. Почувствовав прикосновение ее прохладной ладони, он вздрогнул, приоткрыл глаза, но, кажется, не узнал ее. Сашка отогнула край повязки: каемка гноящейся раны стала темно-лиловой.