Сергей Беляков - Мю Цефея. Цена эксперимента

Она задрожала, завыла, вытянув к потолку многозубую пасть, в коей мелькнул Владу красный и широкий, как лопата, язык.

— Сидит твой отец, словно зверь дикий, за черной тюремной решеткой, — прошипела она, поднеся к глазам Владовым страшную волосатую руку с кривыми когтями, — в подземельях глубоких султановых. Держит его там султан-властитель за ложь его, за змеиную изворотливость, присущую более нежити, знамения крестного опасающейся, чем честному христианину! — добавила она с торжеством. — Пытались с драконом мы его вызволить из темницы: дракон грыз решетку зубами, а я — просочилась туманом сквозь прутья железные, вдохнула сил в его ослабевшие руки, чтобы решетку мог он сорвать…

Босорка замолчала, хитро взглянув на Влада.

— Но были на нем оковы, заговоренные султанскими чародеями, — произнесла с досадой она. — И отомкнуть те оковы способна только душа праведная… а души праведные в султанов зиндан не летают!

Затосковав, она свернулась клубком на соломе, драконье-пронзительно глянула в потолок.

— Как сверг отца твоего с трона Хуньяди-стригой, — нараспев прошептала босорка, — так вспомнил лукавый отец твой, что есть у него друзья и среди некрещеных. И сел он на доброго коня своего, и, боярам своим наказав о вас и драконе заботиться, отбыл к султану Мураду. И бил поклоны ему в роскошном дворце султановом, на беду свою жалился — мол, пожалей, султан-владыка, дай войско мне крепкое, чтобы мог с недругами я совладать да воссесть на престол свой наизаконнейший! А султан, — она сдвинула брови, — нахмурился грозно, да как рыкнет ему по-драконьи, туфлями как по полу застучит! Мол, ах ты, предатель, такой-сякой, мне кривду плетешь! Знаю я, какие вы с Хуньяди-стригоем недруги — вместе войной на меня ходили, вместе войско мое истребили дочиста! И велел султан бросить в темницу его и оттуда не выпускать, пока… — Она вновь замолчала.

— Не томи же ты, старая, говори! — Влад пристукнул ногой в нетерпении.

Босорка ухмыльнулась. Чешуисто-серый хвост скользнул из-под юбки ее, шурша, причесал половицы.

— …пока не решит отец твой, кого султану отдать под залог своей дружбы дальнейшей — дракона или сыновей, — наконец обронила она, крысино пощелкав хвостом. — Вот сидит он теперь и думу тяжкую думает. И пока не решится — свободы ему не видать, да и войска султанского тоже… Что, хорошую я вам историю рассказала, драконыши? — Она поднялась на ноги, вырастая, ширясь — дымным, пышным столбом, крючковатым носом своим вперившись в потолочные балки. — Заболтала, запутала… забыли небось, зачем сюда шли? Ха-ха-ха-ха! Искать меня — ветра в небе ловить! Колоски в полях пересчитывать! Как кривой попадется и черный — тут я на жнивье танцевала! Ха-ха-ха-ха!

— Бежим! — Раду дернул его за пояс. — Сарай вот-вот разлетится по досточкам… Мне боязно, Владуц…

И, швырнув чеснок на солому, Влад взял его за руку. И они побежали.

Листва была рыжа, как драконово пламя. Объятые им, деревья клонили к земле полинялые, черные ветви. Дождь шел белесой, сплошной, колыхающейся пеленой над промокшими стенами Тырговиште.

— Не хочу! — вырвавшись из отцовых рук, Раду бухнулся наземь, тер кулачками лицо, мокрое от слез и дождя. — Не поеду! Кэпкэун сожрет нас и костей не оставит! Нельзя нам к нему… Влад, ну скажи же отцу!..

Влад не плакал. Драконьим огнем в нем кипели досада и злость. Значит, то, что врала им босорка, нежить нечистая, — сущая правда? И отец — выбрал не их, а дракона? Ну да, при нем же сын старший, Мирча, в подмогу останется. А их с Раду — султану в залог? Дешевой разменной монетою? Эх, отец…

— Ну с чего ты взял, глупый, что там тебя кэпкэуны встретят? — произнес терпеливо отец, поднимая с земли брыкающегося Раду. — В Турции те же люди живут, что и здесь, хоть и нехристи все, разумеется. И питаются пищей обычною, а не человеческой плотью…

— Нянька мне говорила, что живут там кэпкэуны двуликие, спереди — лицо человеческое, а на затылке — псиная морда! — прорыдал Раду. — И вот она-то людей и жрет, всех, кто веру во Христа исповедует! Свой бог у кэпкэунов, людоедский…

Влад расхохотался, не выдержав.

— А ты больше слушай нянькины байки, сильней испугаешься! Правильно отец говорит — те же люди живут там, в Турции этой, что и у нас, не шерстью обросшие звери. Также ходят на двух ногах и голову человеческую на плечах имеют, а не псиную морду… Сам посуди — если б и вправду кэпкэуны нечистые там обитали, разве б вернулся отец от них живой и здоровый? А? — Он скривил с презрением губы. — Что на это скажешь, трусишка?

Раду замолчал, пристально вглядываясь в онемевшее будто, сжатое напряженьем отцово лицо.

— А может… он и сам кэпкэуном стал? — шепотом вымолвил Раду. — Только мы его человечью голову видим, потому что отец он наш. А другие… — Он в испуге осекся.

Влад вытер со щек звенящие холодом капли. На краткий миг, сквозь сырую, слепящую морось ему померещилось странное — раскаленное жаркое солнце на выжженных, каменных улицах, серые, жухлые тени в песчаной пыли. И из тени соткавшийся — силуэт на стене, в долгополом халате и загнутых туфлях. Ветром тронутый, он отделился от камня, сел, поддернув халат, на песчаную кучу, принявшую тотчас обличье золотого престола.

— Я — Мурад-властитель, великий турецкий султан, — произнес он, надменно взирая на Влада. — А ты — сын лукавого слуги моего, Влада Дракула. Знаешь ли, почему ты и брат твой теперь во власти моей?

Влад устало вздохнул.

— Отчего не знать, знаю, великий султан. Оттого, что предложил ты на выбор отцу моему — дракона тебе отдать либо нас с братом. И выбрал он нас. И послушались мы, как почтительные сыновья, и прибыли ко двору султанскому… — Он пожал плечами. — Раду байки плетет, будто ты — страшный кэпкэун и хочешь нас съесть. А на самом-то деле…

Мурад подавился хохотом.

— Глупый, глупый драконыш! Если б хотел я вас съесть… — Он прищелкнул пальцами, и тотчас под рукою его выросла виноградная гроздь. Мурад отщипнул винограда, жмурясь от удовольствия, положил себе на язык. — Если б хотел я вас съесть, то давно б приказал слугам моим — эй, зажарьте-ка мне этих мальчишек! Ха-ха-ха-ха! А я отчего-то с тобой разговариваю… Как ты думаешь, отчего? — Он вопросительно взглянул на Влада.

Влад почесал затылок.

— Может, потому что хочешь подружиться с нами? Как с драконом отец? Только вот друзья — не являются по мановению пальца и не остаются с тобою из страха… Бояться — удел заложников.

Лицо Мурада посмурнело, враз набежавшею тучей.

— Неверный ответ. Мне не нужны друзья. А в заложники я мог бы забрать и дракона, если б этого захотел… Ну же, отвечай мне! Последняя попытка, драконыш! Не знаешь? Ха-ха-ха-ха!

Скрипя, его голова повернулась на шее, качнула ветру золотым тюрбаном. Второе лицо султана было шерстисто и более напоминало псиную морду с желтыми, кривыми зубами, с глазами, горящими волчьи, и ушами торчком.