Ольга Белова - Командировка

Юлька по-прежнему начинала готовиться к среде с понедельника. Ну и пусть, что всего лишь двадцать минут, ну и пусть, что один раз в неделю…

***

В очередную среду Андрей, выйдя из подъезда, не сразу сел в машину, заскочил в спортивный клуб, в соседний подъезд. В клубе он надеялся пересечься с Виталием, своим персональным тренером. Виталий был настоящим кладом, профессиональный спортсмен, да еще и врач, с каждым клиентов вошкался, как с родным, для каждого составлял индивидуальную программу. Динамическая нагрузка сменяет статическую, все мышцы задействованы, работают поочередно, выделяются гормоны, открываются-закрываются клапаны, кислород снабжает все ткани; белки, жиры, углеводы — всё учтено, всё сбалансировано. Система! Это не целыми днями штанги тягать и позвоночные диски срывать. По вторникам и пятницам Андрей занимался с Виталием в клубе, среду оставили под встрясочку, кардионагрузочку…

Андрей заглянул в тренажерный, в бассейн, Виталия нигде не было, уже выходя из клуба, посмотрел в расписание: в среду с утра там, где раньше зияла дыра, появилось что-то новенькое. Мужчина с интересом прочел описание, глянул на часы — сегодня уже не успевает, а вот со следующей среды, пожалуй…

Выйдя из клуба, Андрей сел в машину, завел двигатель, доехав до Юлькиного дома, вроде притормозил, но передумал и проскочил мимо, остановился только на следующем светофоре. «Эх, Юлька… Опять осталась без сладенького!»

***

В первую пропущенную среду Юлька была несколько удивлена, во вторую — чуточку обижена, потом подумала, что снова командировка, прождала еще две среды, но Андрей больше не появился.

Жизнь покатилась дальше, Юлька, ухватившись покрепче за борта, хмыкнула носом — прожила же она без него три года, значит, проживет еще тридцать три…

Всему свое время, и время всякой вещи под небом…

Книга Екклезиаста

Подчиненные за долгие годы работы с профессором привыкли к тому, что доктору Труневу до всего есть дело и он может находиться в нескольких местах одновременно — это и отличало профессора от многих его коллег и подчиненных. Пробегая по коридору, профессор сделал замечание по поводу запаздывающей дезинфекции, указал на след пятерни, оставленной кем-то на стеклянной перегородке, дал указание помощникам перенести летучку, гаркнул на двоих сотрудников, тащащих бочок с экзотической пальмой. Слушались доктора беспрекословно. Сотрудники тут же схватились за желтый баллон-дезинфектор, пятно бесследно исчезло со стекла, собрание переместилось на новое время, кариота 4 4 Кариота — разновидность пальм (внешний вид напоминает рыбий хвост). (Примечание автора) , тряхнув рыбьим хвостом, возвратилась на место. Любивший во всем порядок профессор придерживался принципа «доверяй, но проверяй», и если уж его колючие глазки останавливались на ком-то из подчиненных, то буравили его до тех пор, пока всё не было сделано надлежащим образом.

Заведение, в котором трудились вот уже несколько поколений предшественников профессора, не было уникальным, аналоги были и в стране, и за рубежом. Тем не менее технология в силу ряда причин всё еще держалась в секрете, для ведения подобной деятельности нужна была лицензия, к тому же аналог бессмертия был удовольствием не из дешевых. Манил, естественно, многих, но позволить себе его могли не то что единицы, а избранные единицы.

Попытки обойти препоны совершались с завидной регулярностью, но пока все они терпели фиаско, некоторые лаборатории ушли, как когда-то казино, в подполье, газеты время от времени пестрили заголовками о потугах разного рода алхимиков. На слуху одно время была история о некой пациентке, очнувшейся в одной из таких подпольных лабораторий. Придя в себя, женщина утверждала, что она прибыла из 80-х, невероятно точно описывала события данного периода, ловко отвечала на каверзные вопросы, в конце концов сразила всех наповал, выставив на всеобщее обозрение своё тёмно-шоколадное, ничуть не пострадавшее от криопроцедуры плечико и попросив желающих его лизнуть. Женщина была уверена, что она эскимо, и пришла в недоумение, так и не найдя у себя палочку. Покопавшись в хрониках, было установлено, что в указанный исторический период действительно наблюдался нетипичный для северной страны демографический всплеск, не раз фиксировавшийся после проведения разного рода международных мероприятий — олимпиад и фестивалей. Вероятно, женщина была одной из тех самых детишек.

Каждый день в лаборатории доктора укладывался в строгий график, из общей массы выделялись только дни, традиционно называемые «банкетами». Описываемый здесь день был одним из таких. Ранее существовавшая практика отличалась от того, как все проходило теперь: с пришедшим в себя проводилась вступительная беседа, делался коротенький экскурс по прошедшим за период «отключки» событиям, лаборатория превращалась в демонстрационный полигон — из ближайших торговых центров стаскивались неопылесосы, телефоны и утюги последних поколений. Однако вскоре выяснилось, что весь этот технохлам никого особо не интересует, демолавочку пришлось свернуть, нужно было искать что-то другое. Придумывались новые развлекалочки, и вот тут кто-то ради хохмы и предложил банкет. Профессору, как ни странно, идея понравилась: какие бы корабли ни бороздили просторы вселенной, куда бы ни ступала нога прогресса, человек оставался человеком — и самые элементарные потребности оказались самыми трудновыветриваемыми. Человек любил пожрать! Доктор ухватился за эту маленькую человеческую слабость.

Последние часы перед «пробуждением» обычно были самыми суетными. Мимо Элизы, правой руки и верной помощницы профессора, пролетел сотрудник, водрузив на голову поднос с жареным гусем, в том же направлении проплыла ваза с фруктами-экзотами, выращенными в лабораторной оранжерее, за нею тарелка с сыром, без которой не обходилось ни одно торжество в начале 2000-х — «замороженные» были как раз из этого периода.

Группы «путешествующих» традиционно формировались определенным образом. В группе присутствовали и мужчины, и женщины, в равном количестве (целесообразности в этом никакой не было, профессор называл это «поддержанием приятного эмоционального фона», не более, если, конечно, не считать того, что в присутствии противоположного пола люди вели себя приличнее, соответственно, было меньше жалоб, нареканий, недовольств). Учитывался также возраст и еще некоторые критерии.

Для банкетов был отведен специальный зал. Проходили они всегда весело, непринужденно и музыкально. (Профессор по такому случаю раздобыл где-то рояль, играла верная Элиза.) Только что прибывшие, безусловно, отличались от современников доктора и Элизы, и дело было даже не в выданном им историческом платье. Дамы прихорашивались, на голове крутили какие-то немыслимые букли, разрисовывали лицо, как древние эль-моло, и очень возмущались, если по чьему-нибудь головотяпству им не был выдан комплект красок и кисточек. Кавалеры, будто бы пытаясь проверить, не утеряны ли за время «отключки» навыки, — суетились, ухаживали. Правда, выражалось это в какой-то странной манере: рыцари наперегонки сваливали в тарелку рядом сидящей фифы салаты, паштеты, жульены — словом, всё, что подворачивалось под руку. Затем были танцы, это и понятно — людям хотелось размяться. Затем каким-то чудесным образом у «путешественников» появлялся спирт, добытое моментально разбавлялось апельсиновым соком, распределялось между своими и по-быренькому (чтобы никто не успел спохватиться и конфисковать) выпивалось. Дамы лакали наравне с мужчинами. Профессор, видя всё это, разумеется, метал гром и молнии, понимал, что замешан кто-то из его «образцовых» сотрудников, но… не пойман — не вор, и Трунев никогда бы не решился обидеть кого-либо подозрением. Заканчивался каждый банкет неизменно одним и тем же. Одна из особей мужского пола отделялась от присутствующих, подходила к кадке с пальмой, стоящей в углу, и губила растение. Что только профессор ни предпринимал, чтобы искоренить это зло, всё оказалось напрасным. Три финика были безвозвратно загублены, рапис чах на глазах, а одна предприимчивая драцена накатала пятую за последние три месяца кляузу в комитет по защите растений. После банкета участникам давали еще некоторое время отдохнуть — музыка, фрукты, конфеты… Ну, а потом прощание, неизменная клизма — и снова бултых в криоджакузи!