Александра Лисина - Вожак

На этот раз границу они преодолели быстро и без проблем. То ли Лабиринт до сих пор помогал, то ли их просто запомнили, а то ли Шир, вошедший первым, успел все подчистить. Но, как бы то ни было, на чужаков никто не покусился и даже не рявкнул спросонья, заслышав их приближение. Не говоря уж о том, что под ноги братьям, в отличие от прошлого раза, не попался больше ни один ползун.

Оказавшись на той стороне, Лакр неверяще огляделся и вдруг с шумом выдохнул:

— Наконец-то…

Стрегон прямо на ходу пихнул его в бок, чтобы не расслаблялся, и поспешил отойти в сторону, чтобы не мешать остальным. Ланниец послушно закрыл рот, но расползающаяся по его лицу улыбка говорили лучше всяких слов. Да и кто бы на его месте вел себя иначе? Пройти знаменитый Проклятый лес без единой царапины! Добровольно сунуться в самое опасное место Лиары! Заглянуть за все три кордона, воочию увидеть легендарный Лабиринт! Всласть насмотреться на хмер и уйти живым… Это ли не чудо? Неудивительно, что даже у Терга глаза стали шальными, а Торос был готов во весь голос кричать, что мир прекрасен. Они чувствовали себя так, словно побывали в самом что ни на есть аду, а теперь вернулись на землю, снова ощущая себя живыми и здоровыми.

Стрегон тихонько вздохнул: радости побратимов он не разделял. Конечно, хорошо быть живым, дышать полной грудью и ощущать себя заново родившимся. Снова вернуться в обитаемые земли… Однако их личной заслуги в этом было немного.

Полуэльф в который раз за последние дни покосился на подошедшую Гончую и вдруг поразился усталости, промелькнувшей в этот миг на ее лице. Она появилась на долю секунды, на краткое мгновение и тут же пропала, словно никогда не было, но он все же увидел. А увидев, до боли стиснул зубы и стыдливо отвел взгляд.

Кажется, он напрасно считал ее неутомимой. Со злым восхищением следил за творимыми ею безумствами и остро завидовал нечеловеческой силе. Однако теперь наконец Стрегон увидел настоящую цену такой стойкости, и это заставило его почувствовать себя слепцом. За эти дни Белка совершила нечто совершенно невообразимое. Кордоны, хмеры и чужие раны отняли у нее столько сил, что даже представить трудно. И теперь она едва сдерживалась, чтобы не показать остальным, как же трудно ей было стоять и делать вид, что все в порядке.

Проследив за закрывшимся кордоном и убедившись, что никого не задело, Белка отошла в сторону, а потом с невеселой улыбкой опустила руки.

— Бел? — Шир молниеносно оказался рядом. — Ты как?

— Привыкаю: на границе всегда тяжело.

— У меня остался папоротник. Возьмешь? Может, сбегать назад и собрать еще? Время есть. Я успею.

Она отрицательно качнула головой.

— Не надо. В крайнем случае, тиррта пожую.

— Бел, это неправильно, — заметно нахмурился Шир. — Я понимаю, что ты не хочешь приучать себя к травам, но Траш и без того стала слишком активной. Столько веков в темнице — это много даже для нее. Бел, ты слышишь?

— Да, — тихо отозвалась Белка. — Мы обе слышим. Но я пока справляюсь.

— Тебе стоит побыть одной хотя бы до вечера: близость эльфов только раздражает ее. Пожалуйста, Бел, хватит уже рисковать. Это становится опасным.

Гончая укоризненно покачала головой.

— Ты совсем перестал мне доверять. Поверь, если Траш вырвется, ее будет невозможно остановить бескровно, и тут не будет ничьей вины.

— Но ты могла бы попытаться…

— Это не обсуждается! — отрезала Гончая, нехорошо сузив глаза. — Мы вместе испытали второе рождение, вместе жили, вместе и умрем. Я никогда от нее не откажусь. И если вдруг случится то, чего ты так боишься, то ваша задача — проследить, чтобы никто не пострадал.

— Да, Бел, — неслышно уронил перевертыш, невольно отступая на шаг. — Но мне было бы легче, если бы этого не произошло. Хотя бы потому, что стая тяжело перенесет утрату вожака. Это убьет ее, Бел, и всех нас — тоже.

Гончая устало потерла виски.

— Я не для того столько лет вас учила, чтобы в итоге вы не смогли со мной справиться. Так что не говори, что у тебя дрогнет рука в самый ответственный момент, иначе стая лишится вожака гораздо раньше, чем мы планировали.

Шир с неожиданной заботой коснулся ее руки.

— Бел, прошу тебя, хотя бы не ускоряй!

И Белка, не будучи к этому готовой, внезапно дрогнула. А потом встретила его красноречивый взгляд и в кои-то веки отвела глаза: все правильно. Негоже делать больно другим, даже если самой невыносимо. А он не может по-другому. Не умеет. Да, если ему придется когда-нибудь исполнить этот трудный долг до конца, он его выполнит. Однако это вовсе не значит, что потом они смогут жить так, как раньше.

— Хорошо, — неожиданно согласилась Белка. — В межлесье поспокойнее, и можно не бояться пересмешников. Как только доберемся до места мира, я уйду. А ты проследишь, чтобы никто не пострадал.

Шир облегченно вздохнул, а подметив, что к ним направляется Тирриниэль, торопливо добавил:

— Дальше я сам могу их довести. Заверну к схрону — там мужики небольшой запасец оставили: одежду, броню, всякую мелочь… негоже эльфам являться к владыкам в том рванье, в каком они ходят сейчас. Они и так пали ниже некуда, а если еще в таком виде появятся в Золотом лесу, боюсь, нас могут не пустить в чертоги.

— Кхм, — кашлянула Белка. — Это да: Риглан в последние годы совсем озверел, скоро и меня пускать перестанет. Хорошо, веди, только к болотам не приближайся.

— Да уж не дурак. Помню.

— Иди уже, — усмехнулась Гончая, а затем повернулась к владыке Л’аэртэ. — Тиль, ты как раз вовремя: у меня к тебе есть серьезное дело…

В этот день Белка впервые оставила отряд надолго. Правда, причину соизволила пояснить только Тирриниэлю, но и ему до конца не открылась. За последние недели она уже трижды замечала за собой нехорошие признаки. Впервые — в тот день, когда едва не потеряли Стрегона. Во второй раз Траш зашевелилась во время схватки с охотниками. Наконец, третий эпизод случился во впадине, когда они оказались перед стаей агрессивно настроенных хмер.

Всякий раз Белка успевала закрыть сознание от кровной сестры, задавить ее гнев и не позволить свершиться непоправимому. Но Шир правильно подметил нехорошие перемены и быстро понял, почему Гончая старается больше не смотреть ему в глаза: Траш уже устала ждать избавления, и мирно покоящийся рядом с ней Карраш — тоже. Им было тесно в естественной темнице, выстроенной внутри чужого разума. Надоели искусственные оковы. Начали раздражать терпеливые объяснения хозяйки. Они хотели воли. Через столько веков томительного плена они вновь и вновь пытались ожить и с каждым годом все настойчивее старались сбросить кровные узы, чтобы вернуться в заключенные в камне тела.

Каждое их пробуждение причиняло Белке неудобство. Но за годы вынужденного ожидания она сумела обрести равновесие и смогла заставить их подчиниться. И лишь теперь, когда Таррэна больше не было рядом, наложенные им путы ослабли, а зов крови превратился в едва слышимый стон, ей стало совсем тяжело.