Константин Лесницкий - Придворный портной из Арилидилла (СИ)

— Море… — в растерянности произнёс Ян.

— Что ты там спрашивал? — спокойно переспросил алиджануб.

— Ничего…

— Ха-ха! — усмехнулся воин. — Неожиданно, правда?

Ян посмотрел на него в изумлении.

— Так вам что, для этого жабры?

— Не совсем. Дело в том, что мы, алиджанубы — дальние потомки териантропов. Первые териантропы, которых создал бог, жили под водой. И тогда, очень давно, мы поссорились с ними и бросили их, выбравшись на поверхность. Так и появились мы. Одно напоминает нам о наших корнях — жабры.

— Удивительно.

— Море?! — заорал вдруг Сонни, кинувшись к воде. — Море! Море!

Он упал на четвереньки, принявшись обливаться морской водой и вытирать грязное лицо, с которого стекала пыль. Войны тоже подошли к морю, расселись на берегу и нахохлились как филины, уставившись вдаль с улыбками на лицах. Ян стоял на холме рядом с Гензелем, тоже смотря на алый закат.

— Скажите, Гензель, почему, когда я передал эту весть в прошлое, Серкет потеряла силу? И кто такой Вендиго? И почему Бахогавану так важно было это знать? Хотя, помоему он не очень обрадовался этой вести… В общем, расскажите всё!

Человек в балахоне надул грудь, вздохнув с грустью.

— Эту историю не могут разобрать лучшие историки Лирленда веками, так куда ж тебе.

— Расскажите хоть что нибудь! Я ничего не понимаю! — растеряно пожал плечами Ян.

— Ну что-нибудь могу рассказать, могу. Например то, что Серкет была дочерью Бахогавана. Хотя нет, начнём с того, что Бахогаван умер не до конца.

— Как это?

— Дело в том, что Бахогаван, по сути, был бессмертен. Тьма и магия так сильно пропитали его тело, что его дух привязался к этому миру, не в силах покинуть его. Тело Всеотца уже давно истлело, а душа так и осталась там, в том особняке. А Серкет, его дочь от старой царицы алиджанубов, воспользовалась этим, и черпала силу и бессмертие из бедной души старика. Она с помощью его магии управляла своим народом, который жил в столице. Остальные же сбежали оттуда и основали культ Хара.

— Так, ясно, а что с Вендиго?

Гензель наклонился и снисходительно прошептал:

— Ты правда не знаешь, кто такой Вендиго?

— Нет, — спокойно ответил Ян.

— Удивительно. Вендиго — древнее существо, олицетворение всего самого злого, повелитель тьмы и герой большинства легенд и мифов, который по совместительству был сыном Бахогавана.

— Да?

— Да. Вендиго был сыном отца тьмы. Это прозвище, кстати, потому к Бахогавану и привязалось.

— Получается, Вендиго — брат Серкет?

— Сводный брат.

— Так…

— Так. Когда Вендиго вырос, он стал повелителем тьмы и начал творить всякие бесчинства, отчего Бахогаван очень огорчался…

Гензель остановился, снова странно с грустью вздохнув.

— Кроме того, по неподтвержённой… — Гензель откашлялся. — Кхм, версии. По неподтвердённой версии именно Вендиго развязал войну между людьми и богами.

— Ничего себе! Так это же историческая фигура! Если о нём так можно сказать…

— Наверное, можно. Когда Вендиго обратил богов во зло, Бахогаван так разозлился и расстроился, что…

Гензель всё чаще запинался и останавливал свой рассказ. Его голос иногда подрагивал, и он делал долгие паузы, вздыхая и смотря вдаль с тревогой.

— Бахогаван слёг. Последним его желанием было, чтобы какой-нибудь герой убил злодея, которого он породил. Но когда Бахогаван умер, повелитель тьмы Вендиго был ещё жив, и потому душа Бахогавана так и не упокоилась с миром.

— Как всё запутанно.

— Да. Его душа так и осталась там, в особняке, бесконечно мучаясь в ожидании исполнения своей последней воли.

— И она исполнилась?

— Да. Много-много лет спустя Вендиго всё же погиб.

— И вы пришли сюда, чтобы передать эту весть Бахогавану, тем самым упокоить его душу и освободить пустыню от магии Серкет?

— Именно!

— Кто же вы такой?

Гензель уставился на Яна в ступоре. Он ухнул как сова и отвернулся, почесав бок большой рукой.

— Не могу сказать.

— Не можете?

— Не могу, — нерешительно пробасил здоровяк.

— Тогда скажите, почему только человек мог попасть в прошлое и передать весть?

— Так устроена магия. Это, как бы сказать… У людей просто проводимость лучше. Ну, в общем, только человек. Вот и всё.

— Ладно…

Ян хотел ещё что-нибудь спросить, но Гензель уже стал запинаться и останавливаться так часто, что явно потерял настрой на разговор. Юноша отвернулся от него и взглянул на Сонни, сидевшего у воды. В тот же миг лис поднял руку, указав пальцем куда-то вдаль.

— Смотрите, это ж там шпиль Судостроя! Это ж Санта-Диона!

Ян посмотрел туда и, действительно, увидел в оранжевой мгле чёрную ниточку, тянувшуюся к небу. Под ней на горизонте виднелись какие-то холмики и точки, напоминавшие очертания города.

— Пошли быстрее, пока ещё хоть что-то видно, — сказал Ян и спустился с холма, подойдя к спутникам.

— Ну что ж, прощайте, друзья! Удачи вам! — пробасил Гензель, тоже спустившись вниз.

Войны, которых после боя осталось всего пять-шесть, поднялись с песка и стали пожимать руки путникам по очереди. Вскоре они попрощались и двинулись своими дорогами: алиджанубы обратно в пустыню, Гензель на север по берегу моря, а путники на юг, туда, где виднелась на горизонте Санта-Диона, великая столица морей.

Ночь уже окутала своим бархатом мир, погрузив его во тьму. Белый диск луны медленно выбрался из-за горизонта и выплыл на самый центр небесного купола. Ветер давно утих, и в полях не слышалось ни единого звука, кроме редких потрескиваний сверчков. Степные просторы в этих местах обрывались, сталкиваясь с морским берегом. Тихая голубая гладь будто дремала, и только где-то в вышине синих облаков реял бессонный буревестник.

На краю равнины горделиво возвышалась высокая стена города, внутри которой на узких улочках громоздились крыши деревянных особняков, будто шляпы грибов. У ворот столицы стоял одинокий стражник и тихо посапывал, опираясь плечом на стену. Казалось, ни одна травинка в поле не колыхалась, и даже пламя факелов замерло в дремоте. Благодаря управлению Санта-Дионы, которое не могло организовать даже само себя, этот воин уже вторые сутки заменял своего товарища на посту. Бесспорно, главным умением стражника Утопийской столицы был сон стоя, коим он и в то время и занимался, тихо бормоча что-то себе под нос, не нарушая безмолвие степи и моря.

Но вот в ночи послышался шорох травы. В тишине он разносился по округе эхом, раздражая слух своим хрустом. Стражник услышал это где-то далеко в плотном тумане сна, и тонкая ниточка мысли начала спускаться к нему. Он ухватился за неё и стал медленно подниматься. Постепенно сонная лёгкость сменилась тяжестью. Ноги неожиданно подкосились, и мужчина чуть не упал, оперевшись на алебарду. Очнувшись, он окинул испуганным взглядом округу, а потом обернулся и заглянул в открытые ворота. Вдалеке по улице уже шли три фигуры неизвестных.