Джон Краули - Бесконечные Вещи

После его смерти пошли разговоры, что эти бумаги надо переместить в какое-нибудь более достойное хранилище, чем местная библиотека, приятная и вместительная, как и должно быть для такого города, но сырая, поскольку находилась прямо у реки; многие из ее книг постарше уже слабо пахли сыростью, позор. Сам Уэлкин не оставил никаких распоряжений о своем архиве, и, в конце концов, он, по умолчанию, попал в библиотеку; никто не написал в какое-нибудь другое место или институт, может быть потому, что тогда пришлось бы изучать и объяснять этот манускрипт.

Роузи Расмуссен прочитала рукопись или кусочек ее с отвращением и жалостью в тот день, когда она полностью обошла библиотеку, от подвала до купола, обследуя ее имущество. Это был один из тех случаев, когда Роузи замаскировалась (как ей казалось) и пошла потолкаться среди соседей, чтобы узнать их нужды и надежды, задать вопросы (когда она могла думать о вопросах) и попытаться придумать, как помочь. Постепенно у нее стало получаться все лучше и лучше — к этому времени она была директором Фонда Расмуссена уже добрую дюжину лет, — она привыкла к маске Зорро, и фразы, которые обещали помочь, не обещая уплатить счета за последний месяц, слетали с ее языка все более легко и с меньшим стыдом. И все-таки время от времени ей рассказывали необыкновенную историю, или ей открывался шов от древней беды или раны, о которой она никогда не знала или много лет знала , но не понимала или не сводила вместе — и она поняла, насколько велик этот мир: все складывается в него и в такой тайне.

Вот так она чувствовала себя перед книгой Уэлкина, которую библиотекарша достала из архивного ящика и положила на стол перед ней. Книга была написана от руки разборчивым мелким почерком, разборчивым везде, кроме непонятных символов, стоявших перед абзацами и страницами. Очень много иллюстраций, нарисованных чем-то вроде цветных карандашей. Страницы были сшиты крепкой красной нитью, возможно обувной; на кожаном переплете при помощи какого-то инструмента было выжжено его имя и еще какие-то символы. Никто, кроме него, сказала библиотекарша, не знал смысл этих символов, он их сам придумал. Роузи перевернула страницы, испытывая благоговение перед той заботой, которую молодой человек — всего двадцать четыре года — вложил в эту книгу, думая о том, как он трудился над ней, подбирал инструменты и тщательно раскрашивал лица демонов. На каждой странице остались еле заметные вспомогательные линии, сделанные красными чернилами, для выравнивания иллюстраций и текста.

Прочитав всего несколько страниц, Роузи с невероятным ужасом и печалью поняла, что он гордится тем, что делал: насколько сильным бойцом с демонами он был, как загонял их в безвыходное положение, ранил и преследовал. И как в конце концов он победил или сказал, что победил. В это было почти невозможно поверить.

Но уже пришло время встречи с художником, который утверждал, что способен восстановить длинный ряд портретов (Данте, Шекспир, Гомер, Лонгфелло), заполнявших купол над библиотекой. Так что Роузи закрыла книгу, и библиотекарша убрала ее обратно в ящик; никогда больше Роузи в нее не заглядывала.

Булавки, самые обычные стальные булавки с головками из цветного стекла; дым от сожженных лавровых листьев и других благовоний; отречения и вопли, летящие с разными скоростями; и написанные signaculae [552] . Они, однако, могли быстро лишить их силы и, таким образом, заставляли его мгновенно обнаружить всех остальных, что, к счастью, он обычно и делал. Демоны в аду знали это, как знали и боялись его другого оружия; на великих конклавах они жаловались своим предводителям на бесчинства и раны, полученные от его рук. (Он нарисовал всех их, собравшихся в аду, такими, какими видел, и окружил рисунок изображениями булавок, листьев, словами и отметками, заставлявшими их страдать еще больше).

Они очень остроумно маскировались, становились животными и предметами (он знал, что одна из каминных ламп в гостиной, которая, включаясь, светилась и шипела, как и все остальные, на самом деле была демоном по имени Флю, но он долгое время делал вид, что не знает этого). Не все они хотели повредить ему, и не все, кажется, вообще им интересовались, но он всегда чувствовал, что был под угрозой, как ни один из других людей вокруг: как будто все остальные жили спокойной жизнью в округе Дальние горы, а он один — в каком-то опасном городском пригороде, в Пяти Углах [553] или Бандитском Насесте [554] , и бездельники, злодеи и грешники глядели на него и ухмылялись.

Иногда они ранили его. Иногда им удавалось убить его птиц и прогнать помощников. Но самое печальное и величайшее из нанесенных ему поражений: они убили его родителей. Но его самого им не удавалось затронуть, ни глубоко, ни смертельно.

И они не подозревали, что он узнал, как, не умирая, добраться до страны, лежащей за царством смерти. Он пересекал холмистые верхние земли, Небеса, и там находил родителей, слабых и иногда исчезающих, растерянных, невнятно говорящих, как бормочущие призраки в преисподней Гомера, а иногда в хорошей форме, способных его обнять и ответить на вопросы. Почему из всех мириадов мертвых он видит именно их двоих, а остальных только мельком? Они ответили негромко, может быть даже не вслух, но ему показалось, что они сказали: эта земля огромна и на самом деле бесконечна, места хватает на всех. Почему здесь он чувствует себя таким угнетенным и настороженным, а там, в нижнем мире, таким проворным, сильным, даже счастливым? Они не знали, но были уверены, что такого не чувствуют.

Да, когда он бывал в аду, невидимый врагам, то казался самому себе огромным и безжалостным. Там он подслушал план демонов: они собирались пригласить его вступить в их братство, потому что он настолько силен, что они не в состоянии победить его; потом, когда послы пришли к нему в дом, он, зная об их миссии, сумел заключить их в специально приготовленные бутылки, в которых они и остались, неспособные выйти наружу. Пока они соблазняли его, он не сводил глаз с маминой картины, на которой была изображена ангел со звездой во лбу; ангел вела маленького ребенка по неустойчивому мосту над пропастью. Таким образом в разгар своей деятельности ему удалось взять в плен тысячи демонов и загнать их в зеленые и коричневые бутылки. Для фронтисписа книги он нарисовал собственный портрет, демонстрирующий его оружие, любимого скворца, Крест, бутылки и его прозвище: Бич Демонов.

Позже, читая Сведенборга, он понял, в каком месте странствовал так долго в юности, ибо Сведенборг [555] учил [556] , что мир за пределами смерти имеет форму человеческого тела: голова, сердце, конечности и все остальные члены. Значит, он путешествовал прямо там, где находился сейчас — внутри своего тела. К тому времени он мог смеяться над этим, и в самом деле громко рассмеялся от жалости и удивления над всем тем, что перенес в похожем на тело мире, который был одновременно внутри и снаружи всего.