Джон Краули - Бесконечные Вещи

— О, только не надо.

— А я — в могилу: мир, покой там ждет [565] . Уйду, иногда мне хочется.

— Иногда ! Иногда и мне хочется.

— Закончил ты свой труд земной, — сказал Аксель, — домой ушел, создателя ты встретил [566] .

— Домой ушел, — сказал Пирс, — расчеты кончены земные . Так правильно.

— Красотки, парни... — сказал Аксель. — О, бог мой. — Он плакал, высоко подняв голову. Он плакал понемногу каждый день, и Пирс начал плакать с ним, что поразило обоих. Остаток дня он обычно бывал весел; становился собой, по его словам.

— Ты не мог бы одеться? Я хочу сказать, ты будешь одеваться? Мы собираемся в эту экспедицию.

— В эту — что?

— В путешествие. В поездку. В Дальние горы.

— О, оставь меня. Оставь, оставь [567] .

— Нет, — негромко, но решительно сказал Пирс. — Нет-нет. Нет.

— Он говорит, что иногда не может сказать, проходит ли время или, скорее, сколько проходит времени, — сказал Пирс Ру за завтраком. — Иногда он думает, что проходят дни с того момента, как я в последний раз поднимался к нему. Или что я вернулся через несколько часов, хотя на самом деле прошли минуты. Не верит . Просто не знает.

— Скажи ему, пусть молится, — сказала Ру, которая делала Вите прическу.

— О боже.

— Нет, именно это. Он помнит все молитвы. «Радуйся, Мария» [568] . «Отче наш» [569] . Все что угодно. Бесконечное количество. И скажи ему, что он должен молиться и считать, и таким образом узнает, сколько времени прошло. Пусть сконцентрируется на этом.

Он посмотрел на нее: заколка для волос в зубах, темное руно волос Виты в руках.

— Ладно, — сказал он.

— Еще один день, — сказал Пирс, загружая продукты в свою машину, фургон Фестина [570] . — Еще один день живущих и борющихся в полях настоящего и возможного.

«Борющийся» от слова «борьба», подумал он, как «живущий» от «жизнь». «Жениться» от «жена». Он позвал отца и детей. Отправляемся в путь. Наш путь начинается из Via, а Via — это Vita; мы так думаем, потому что мы животные, которые знают, что они в пути; мы выходим откуда-то и идем куда-то, иногда это может быть хорошо, иногда плохо, но мы этого не знаем.

— Пап, жми на гудок, — сказала Вита. — Пока-пока, дом.

— Пока-пока.

— Пока-пока.

По дорогам, которыми они ехали к Дальним горам, обычно бродили огромные животные, но сейчас большая часть их уже ушла; последних из них, усталых и медленных, можно было легко разглядеть на обочине, с поднятым капотом или оранжевой наклейкой, закрывшей зеркало: Пумы, Мустанги, Скаты, Барракуды, Орлы, Рыси. Уновых машин не было ни имен зверей, ни имен с номерами, ни имен очаровательных быстрых вещей, вроде Корветов [571] , Дротиков [572] и Корсаров [573] ; их имена — бессмысленные слоги, которые, быть может, являлись их тайными настоящими именами в той стране, откуда они все пришли, Машиноляндии: так Пирс говорил своим дочкам. Камри [574] . Джетта [575] . Джолли [576] . Королла [577] . Его собственная Фестина, имя которой, он был уверен, не имеет ничего общего с латынью [578] .

Вороны летали над зеленеющими полями или рылись в мертвых вещах на обочине, подпрыгивая и деликатно поклевывая.

— Да благословит вас бог, вороны! — кричали девочки; иногда их мать тоже приветствовала это мрачное племя, потому что ворона была ее тотемом из-за фамилии Корвино [579] . — Приятного дня! — кричали они вслед улетающим воронам. — И мы действительно желаем вам его!

Имена. Вита и Мэри, повторяя свою историю, не забывали рассказать и об имени матери и почему ее так зовут.

— Поскольку ее мать звали Роза , — сказала Мэри, — а отца — Келли , — выкрикнула Вита, — вот ее и назвали Розанна Келли Корвино , — сказали они хором и засмеялись, как всегда в этом месте, веселым театральным смехом. Иногда они хотели, чтобы последующие главы истории — как дедушку Корвино стали называть Барни и как «Розанна» превратилась или сузилась до «Ру» — вновь рассказала им мама. Но сейчас они перестали слушать и начали играть в рифмы, быстро отбивая руками ритмический рисунок, настолько сложный и стремительный, что Пирс не успевал следить: левые руки к правым, правые к правым, руки на колени и руки вместе, никогда не ошибаясь.

— Кто научил детей этим скабрезным стихам? — спросил Аксель.

— Что это значит? — сказала Ру. — «Скабезным»?

— Он имеет в виду: грязным, — сказал Пирс. — Эротическим. Полным двусмысленности.

— Ты шутишь? — удивилась Ру. — Это из «Улицы Сезам» [581] .

— Шутка доктора, — сказал Пирс. — Всякий знает.

Девочки повторили стишок еще раз — «Улица Сезам» или нет, но исполняя последнюю строчку надо было слегка покачать бедрами или потереться ими — а потом начали другую песенку, более сложную: они улыбались, даже когда полностью концентрировались на шутках, но все равно иногда сбивались с ритма, смеялись и начинали все с начала.

— Ого? — сказал Пирс.

— Хватит, Пирс.

Пирсу показалось, что он может датировать некоторые части песенки: оператор, как и та, что в Бондье, давно исчез. Но больше в песенке было всеобщей, вечной, закодированной мудрости, более древней, чем древние боги. Жизнь на земле. В темноте в темноте в темноте…

— Представление закончено, здесь выезд, — сказала Ру.

Они свернули со старой автострады, въехали в Небесную Страну, пересекли горы Дженни Джамп и обогнули — не останавливаясь, несмотря на мольбы детей — Волшебную Страну. Потом пересекли границу штата и довольно скоро оказались на восточном берегу широкой реки, текущей на юго-запад.

— Река Блэкберри? [583] — спросили девочки, но это было не совсем так; Пирс рассказал им, что река получила имя от некоего лорда Блэкбери: король давным-давно даровал ему эту землю в краях, которые потом назвали Дальним округом. Очень-очень давно.

— Правда? — спросили они.

— Правда, — ответил он.