Джон Краули - Бесконечные Вещи

И однажды, когда Мэри и Вите было семь лет и они спали в своих маленьких кроватках, а Пирс Моффет готовился к промежуточным экзаменам по Шекспиру и мировой истории, позвонила Роузи Расмуссен и предложила ему работу.

Заканчивать — всегда тяжело. Все это знают. Вероятно из-за того, что в наших безначальных и бесконечных жизнях, по форме похожих на Y, вещи редко заканчиваются целиком и полностью; они заканчиваются, но не тем Концом , без которого не бывает историй и который мы так любим: мы бежим вперед к их счастливому завершению, как будто они бегут к нам, у нас слезы на глазах, в груди тепло от виноватого удовольствия, мы улыбаемся от восторга и смеемся над самими собой, и над ними тоже, над невозможными концами; мы читаем, смотрим и говорим себе: « Этого не могло произойти », и добавляем: « Но вот оно произошло ».

Когда в своей монастырской келье Пирс впервые положил перед собой на стол манускрипт Крафта, он думал, что будет иметь дело с романом прошлой эпохи, одной из тех огромных книг вроде «Королевы фей» [529] или «Кентерберийских рассказов» [530] , незаконченных, но, тем не менее, завершенных; их завершение ощутимо порхает вокруг них, как наполовину решенная головоломка «Соедини Точки» [531] или призрачная конечность, которую человек чувствует не как ампутированную, но как никогда не существовавшую. И он подумал, что если бы Крафт мог сам закончить ее, то именно так, чтобы все то, что он оставил ненаписанным, было бы предельно ясно.

Но нет, книга не походила ни на одно из этих произведений. Сейчас, когда он в очередной раз добрался до конца, ему это было очевидно. Она не походила ни на одну из книг прошлой эпохи. Не была она и произведением первоначальной эпохи, похожим на один из тех бесконечных эпических циклов, которые, как часто говорил Барр, просто не было причины заканчивать. Скорее она пыталась стать произведением эпохи, которая только начинается, эпохи, которая грядет, которую она выводит на свет вместе с другими похожими работами (не только в прозе или на бумаге) и благодаря которым будет наконец видно, из чего состоит новый век: эти произведения не идут по кругу или не обещают завершения, как старые рассказы или истории; они не движутся, как современные произведения, в ритмах секса по односторонней дороге: половое созревание, пробуждение, пик и истощение; они порождают другие ритмы, повторяя себя, двигаясь задним ходом, отражаясь, создавая эхо и инверсию: перипетии трансформации могут начаться в любой точке и никогда не дойдут до конца, но только приблизятся, как день.

Под конец одного августовского дня, много лет назад, в кабинете Крафта в его доме в Каменебойне, Пирс впервые прочитал эти страницы, которые Крафт накопил за последние год или два своей жизни и положил в картонную коробку. Он заплакал, обнаружив в них страну, в которой когда-то жил, страну, находившуюся слишком далеко, чтобы опять попасть в нее, даже если всегда идти назад. Тогда он спрашивал, спрашивал пустоту, почему он должен жить всегда в двух мирах: в наружном, реальном, который никогда не был его, и во внутреннем, личном, в котором он не мог остаться. Этот старый вопрос. В тот день Роузи Расмуссен была в саду дома Крафта, он мог видеть ее через окно маленькой комнаты, в которой сидел: она и Саманта, ее дочь, собирали цветы в разросшемся саду.

Но есть только один мир. Был, есть и будет: мир без конца. Книга Крафта закончена: Крафт сам закончил ее. Да, она без конца, но закончена.

Он оставил келью, сияющее устройство и пачку бумаги, лежавшей текстом вниз, и, пройдя через молчаливые залы, добрался до маленькой телефонной будки и набрал номер Розалинды Расмуссен.

— Алло?

Еле слышный, заспанный, возможно встревоженный голос. Пирс подумал или почувствовал, что в прошлый раз, когда он разбудил ее звонком, было намного позже: тогда рядом с ней был Брент Споффорд, как, вероятно, и сейчас.

— Привет, Роузи. Извини, если поздно. Это Пирс.

— О. Нет. Все в порядке. Просто я заснула перед телевизором.

Молчание. Он почувствовал, как она стряхивает сон с глаз и головы.

— Итак?

— Итак.

— Как дела?

— Довольно интересно. Роузи, она закончена.

— Ого. Вау. Ты ее всю скопировал? Закончил разбирать?

— Я имею в виду, что она закончена, — сказал Пирс. — Крафт не оставил ее незаконченной. Это законченное произведение.

— Но ты говорил, что там полная неразбериха.

— Я знаю. Я не понимал ее.

— Ого. — Пауза, чтобы подумать или зевнуть. — Если ты не понимал, кто-нибудь другой сможет?

— Не знаю. Не знаю, насколько удачной получилась книга, хороша ли она. Но я знаю, что он ее закончил.

— Но много чего осталось недоговоренным. В этой истории.

— Да.

Мягкое молчание, как набегающая волна.

— Значит, мы можем ее опубликовать? — спросила она.

— Ну, она закончена, — сказал он. — Но теперь я не готов.

— Что ты хочешь сказать?

— Теперь, когда я понял это, — сказал он, — я должен вернуться и убрать почти все свои улучшения.

— Правда? Это может ухудшить текст.

— Да, возможно.

— Но почему он так писал? Если понадобилось столько времени, чтобы понять.

— Милосердие, — сказал Пирс. — Как мне кажется.

— Милосердие?

Милосердие. Крафт знал, что конец, любой конец, загоняет персонажей в ловушку завершения, и он хотел не связать их, а освободить. Не просто закончить их истории освобождением, как часто заканчиваются истории и как закончились несколько более ранних книг самого Крафта — распахиваются двери, встает солнце, перед героями лежит открытая дорога, Конец — но вообще их не заканчивать.

Милосердие. Потому что справедливость и честность кончаются, когда все уплачено и все счета подбиты: но нет конца милосердию.

— Ты в порядке?

— Да. Да. Итак. Я привезу тебе все это.

— Ладно.

— Еще пара недель. Весна скоро кончается, я должен ехать домой, возвращаться к работе. Но я закончу все.

— Ладно. Возвращайся, когда хочешь. Привози семью. Никак не могу запомнить имена.

— Вита и Мэри.

— У нас будет праздник. На горе Ранда расцветут нарциссы. Они вроде как знамениты. Мы пойдем к памятнику Уэлкину.

— О, да.

— Ты там был?

— Никогда не видел его. Я поднимался на гору, но никогда не заходил так далеко.

— Херд Хоуп Уэлкин, — сказала она. — Образованный Сапожник. На памятник стоит посмотреть. Ты удивишься, когда будешь наверху. Сейчас я тебе ничего не скажу.

— Роузи, — сказал Пирс. — Я хочу поблагодарить тебя.

— За что? Ты еще даже не получил чек.

— За то, что ты заставила меня сделать это. Найти способ закончить. Я никогда бы не закончил, и это последовало бы за мной на ту сторону незавершенное.