Юрий Москаленко - Там, где нас не ждут

Простым ходом отведя от себя внимание и заставив Хэрна оправдываться и доказывать свою честность, вождь готовил новую пакость, не собираясь прощать ученику шамана смерть своего наследника. В нужный момент прикормленный им член совета племени подал идею провести повторный поединок богов, окончательно подтвердив или опровергнув итог прежнего поединка, только уже в присутствии шамана, которого надо пригласить из другого племени. И как ни протестовал Хэрн, окончательно со всеми разругавшись, но повлиять на решение совета не смог.

Поединок назначили на следующий день, а на вопрос, кто будет его противником, услышал: «Увидишь на поляне богов — чтобы не успел навести порчу на противника». Хэрн окончательно слетел с катушек и обозвал представителей совета и его председателя старыми пердунами и подстилками вождя, заявив, что ни на какой бой он выходить не будет, а прямо сейчас покидает племя, отрекаясь от него, так как тот, кто не живет по законам предков — роет для себя яму в будущем. Но уйти утром он не успел, его ждали, все воины клана окружили его жилище, и помешало им напасть на него всего одно обстоятельство, которое, кряхтя, сидело на пеньке возле дома и довольно щурилось на восход светила. Это был его дед собственной персоной. Хэрн и так планировал посетить деда, но, увидев его возле своего дома, очень удивился. Он бросился к деду, упав перед ним на колени, и заплакал. Плакал, как ребенок, навзрыд, изливая ему свои обиды, подозрения и переживания, жалуясь на несправедливость соплеменников. Дед долго молча слушал его, смотря на небо, и только после того, как Хэрн самостоятельно успокоился, перевел взгляд на него.

— Тебе стоит научиться следить за своими словами, что так бездумно покидают твой рот, иначе когда-нибудь ты заплатишь большую цену за них. Но сказанного не вернешь, и теперь придется за них отвечать. Пойдем со мной.

Почетный караул из воинов племени, пока они общались, бесследно рассосался, уж очень боялись все старого прославленного воина, известного также своим жестким характером.

На поляне собралось все племя от мала до велика, молча встречая пару каннов: одного — совсем молодого, другого — очень старого. Многие ни разу не видели старого канна, зная о нем только из рассказов. Махнув Хэрну в сторону небольшой скамьи с левой стороны, он медленно побрел к противоположной скамье, на которой сидел могучий воин. Ни с кем не здороваясь, не взглянув на вождя и членов совета, что расположились рядом, старец подошел к воину и, вперив в него взгляд, молчал. И молчали все на поляне поединков, даже маленькие дети не верещали, капризничая, как обычно.

— Здравствуй, Ванн, мой лучший ученик, — наконец сказал старик.

— Долгих лет тебе, наставник!

— Зачем ты ввязался в это тухлое дело, неужто и ты продался этим дельцам?

Лицо воина пошло пятнами, он молча раскрывал рот, как рыба, но ни слова так и не произнес.

— Я подошел к тебе, чтобы предупредить: совершишь сделку со своей совестью — с площадки живым не выйдешь; над моим правнуком — длань богов, кто вы все такие, чтобы перечить им? Они один раз уже сказали свое слово.

В полнейшей тишине его речь доносилась до всех, кто находился на поляне. Дед повернул голову к возвышению с местами для почетных гостей, где важно сидели шаман и вождь соседнего племени. Старик криво усмехнулся:

— Вот уж кого не ожидал увидеть, так это тебя, Зой: ты все та же старая калоша!

И, больше даже не взглянув на стоящих вокруг старейшин племени и ставшего очень задумчивым воина, дед поплелся к шаману. Тот встал, спустился с возвышения и маленькими быстрыми шагами устремился ему навстречу. Они обнялись почти на середине поляны, нисколько не стесняясь и не обращая внимания на ошалевших зрителей. О чем-то шушукаясь, смеясь, они так и стояли, занимая все внимание аудитории. Хэрн тоже был удивлен: ведь дед практически ни с кем не общался, а тут — просто день встреч!

Между тем в рядах противника наметился разлад: воин что-то громко кричал старейшинам и вождю племени прямо в лицо, потом махнул рукой и, пройдя через всю поляну, остановился перед Хэрном.

— Прости меня, брат: я поступил не по совести, польстившись на предложения старейшин. Прими в дар и не держи зла… — С этими словами он вложил в руку ничего не понимающего Хэрна кулон и, довольный собой, повернулся, отвесил поклон паре беседующих стариков и ушел прочь.

В общем, поединок не состоялся. Никто не захотел выходить на бой. Дед забрал с собой внука. А через неделю Хэрн и вовсе покинул родные берега и отправился в путешествие по миру сроком в сотню лет. Уже на второй год попал в рабство и вот только сейчас освободился.

Я спросил, как он жил все это время. Он пожал плечами: «Не знаю». Оказывается, ошейник Резы полностью лишает жертву воли. Разумный живет, как домашняя скотина. Он ничего не хочет, кроме корма, он никого не знает, кроме хозяина, и жизнь только до ошейника помнит, и то смутно.

— Ты из прошлой жизни что-нибудь помнишь? — спросил я его после долгого обдумывания одной мысли. — Ты знаешь, как устроен мир, кто где правит, что вообще происходит в мире?

— Обрывками… но я надеюсь, что память вернется и я вспомню, чем владел ранее. А вот что сейчас творится вокруг, я не знаю. Ведь ошейник Резы у меня был адаптирован для магов, позволяя хоть немного походить на разумного, поэтому я и знаю, сколько мне лет: у прошлого хозяина я отвечал за сад, а там без магии никак. Но своей книги у меня нет… — Он чуть не плакал, вот-вот разревется.

Я поднялся и налил нам еще настойки на ягодах, а она прекрасно поднимала настроение и тонус. Хэрн немного успокоился.

— А вот скажи, Хэрн, какие языки ты знаешь? Я хотел бы у тебя научиться разговаривать на местном диалекте.

— Я, господин, знаю пять языков! Первый — язык каннов, он очень старый и очень красивый, вобравший в себя все лучшее из оставшегося от древних; еще я владею общим языком — он простой, позволяющий общаться между собой любым индивидуумам, но считается языком плебеев; третий язык, что преподал мне в свое время мой великий учитель, — язык жестов, позволяющий разговаривать тогда, когда нельзя говорить вслух; еще один язык — общеимперский, на нем говорят в империи Синг, в которой мы имеем несчастье сейчас находиться, и пятый — музыкальный, прекрасный язык эльфов: он изумителен по звучанию и услаждает слух, на нем говорят благородные во дворцах и влюбленные во всем мире, это язык поэм и баллад…

Блин, на поэта нарвался… Но потом поразмыслил… да он просто соскучился по нормальному общению. Каково сто лет ощущать себя животным, простой домашней скотиной?.. Кошмар!

— Хэрн, сможешь меня научить какому-нибудь языку? — спросил я с надеждой в голосе.