Анна Алакозова - Исправить все. Мирриэль [СИ]

Шли дни, все происходило именно так, как я и запланировал, я уже входил в совет и принимал участие во всех решениях. Мирра послушно диктовала всем мою волю, а никто так и не догадался, что происходит. В ее поведении на людях не изменилось почти ничего, она и до этого была достаточно нелюдима, так что абсолютное большинство ничего и не заметило. Что-то заподозрила Энель, но после того как Мирра поговорила с Каленом и сказала, что решила расстаться с ним, так как устала ждать, и полюбила другого, даже шпионка оставила попытки разобраться и приняла все как должное. Командор переживал некоторое время, я видел это. Но шло время. Дни складывались в недели, недели в месяцы, и он смирился. Все чаще я видел его в обществе Ищущей, все меньше они таились.

Шло время. Я никогда не думал, что слепое повиновение может так раздражать. Я не могу с ней разговаривать, она лишь кивает и со всем соглашается. Это уже просто бесит. Не могу ее видеть! А она никак не угомониться все лезет ко мне со своей навязчивой лаской и потаканием любым моим капризам. Стараюсь поменьше находиться рядом с ней, уж слишком это все, раздражает. Несколько дней назад я даже ударил ее по щеке, когда она хотела меня поцеловать, а она лишь отодвинулась и сказала, что подождет, раз я сейчас занят. Бесит все. Нет, я не мог так бездумно любить такую женщину, это не та женщина, совсем не та. А где та? Ах, да, она осталась в пещере на плато, пригубив вина смешанного с зельем. Вот ту женщину я любил, она готова была дать отпор, сопротивляться, отстаивать свое мнение, драться и цепляться за жизнь даже зубами, если потребуется, а эта что? Ее жалкое подобие, кукла, безвольная и безропотная игрушка в чужих руках, о, демоны, в моих руках. Что же я наделал? Кален не выдержал таких испытаний и вновь стал принимать обат, Кара воспользовалась его слабостью и теперь они все ночи проводят вместе, но утром, командора не узнать, его будто иссушили изнутри, он опустошен и подавлен. Все замечают, что он теряет здравый смысл, Кара уже говорит о неизбежном финале. Скоро они уйдут. Уйдут вдвоем, а вернется только она. Одна. И все это из-за меня? Из-за моего желания обладать женщиной, которая выбрала другого? Кто я после этого? Из-за меня мир лишился отличного полководца и единственной Хранительницы, которая была способна спасти его. Каким же я был дураком. Моя слепая страсть, погубила не только Мирриэль, но и Калена, да и что там греха таить, весь этот мир, ведь без них… Никто не сможет противостоять Красному дракону, который уже вырвался из своих оков и совсем скоро будет здесь, под Лорингом. Мы собираемся дать решающий бой, но без моих четких команд Мирра не будет способна ни на что, а я… боюсь я не готов к схватке с древнейшим злом. Что же делать? Я получил, все чего хотел, так может просто ее отпустить? Такая она, мне совсем неприятна, пусть возвращается, становится прежней, а я просто уйду. Она не должна ничего помнить, так что… все должно пройти тихо и гладко. Решено. Действие этой дозы должно окончится ближе к рассвету, нужно отвести ее в старый домик лекаря, пусть проснется там, словно и не было ничего, а дальше… Дальше все как-нибудь тоже сложится, так или иначе…Да, пусть так и будет.

Я прощаюсь со своей игрушкой, когда утром она проснется, она будет прежней, я уже начал забывать, какой она была и почему я ее любил, но она не будет помнить ничего, начиная с первой дозы зелья, так что никаких претензий ко мне не будет. Я укладываю ее в постель и приказываю засыпать. Она в последний раз послушно закрывает глаза. Все закончилось. И я тоже отправляюсь спать. Завтра будет новый, другой день, день в котором все встанет на свои места.

Еще до рассвета затрубили рога. Тревожно, громко. Что-то случилось. Выбегаю на улицу вместе с остальными. Люди толпятся у одной из вышек, голосят и причитают селянки, хмуро смотрят по сторонам солдаты. Что там еще случилось, неужели наступление? Но нет, никто не командует построение, не слышны горны, призывающие к обороне. Пробиваюсь сквозь толпу ловя бессвязные слова: „Она сама“ „Не было никого рядом“ „Так ее и нашли“. Почему-то становится дурно, замирает сердце в предчувствии непоправимой беды. Выбиваюсь вперед и замираю. Снег растаял от пролившейся на него крови. Много крови. Очень много крови. В этом алом месиве лежит тело, до боли знакомое тело. Тело, которое я знаю, лучше, чем свое, тело, которое я ласкал тысячи раз. Это она, то что осталось от нее. Но что случилось? Над телом, припав на колени, склонился командор. Рядом стоит Кара.

— Что случилось? — не выдерживаю я.

— Она, сбросилась с вышки. Сперва разрезала себе вены, а потом бросилась вниз, истекая кровью, чтобы уж наверняка не выжить. Она все рассчитала, спасти ее было невозможно. Когда нашли тело, она уже была холодной, — командор говорит спокойно, но я слышу боль в его голосе, в каждом слове — отчаяние. — Когда она выбрала тебя, я смирился, решил, что так будет лучше для нее, я пытался забыть… забыться, но теперь… теперь все кончено. Не только для нее, для меня. Осознание, что она живет, дышит, что она счастлива, давало мне сил, но теперь… ее нет… не имеет значения больше ничего… пустота в душе, боль в сердце… невыносимо больно… я сходил с ума, но надеялся, что она продолжит наше дело, что она будет жить… Теперь я бы хотел, чтобы мой рассудок был затуманен, но как назло, я все вижу и все понимаю, четче, чем в последние месяцы. Ее больше нет… Прости, Кара. Я никогда не любил тебя, я никого не любил кроме нее… Я просто пытался забыться… это плохо получалось…

Он поднимает печальные глаза к небу.

— Так странно, в последнее время ее глаза были серого цвета, а сейчас, когда она умерла, к ним вернулась их былая яркость, они снова цвета морской волны… Не останавливай меня, Кара, ты не сможешь. Прости, я не могу оставить ее одну в этой белой пустыне, я должен быть с ней.

Кара метнулась быстрее молнии, но она не успела, коротким уверенным движением, он пронзил свое сердце ее же кинжалом, кинжалом, на котором уже замерзла и запеклась ее кровь. Они снова были вместе, теперь уже навсегда.

Кара что-то кричала, раздавала команды, рядом с ней уже стояла Энель. Я склонился над телами. Его кровь все еще вытекала из раны пульсирующими толчками, но о спасении не могло быть и речи, он был слишком опытным воином, чтобы промахнуться, он не собирался промахиваться. В ее руке я увидел зажатый кусочек бумаги, с трудом разжав окоченевшие пальцы я смог разобрать свое имя. Спрятав записку в рукаве, я пошел в сторону своего дома. Здесь мне больше делать нечего. Дома дрожащими руками я развернул письмо. Оно было совсем коротким, всего несколько строк.

„Инариэль, я прощаю тебя. Твое зелье… ты где-то ошибся, я все помню. Мало того, Инар, я все видела и чувствовала, как будто все это происходило со мной, но я никак не могла повлиять на происходящее, я была узницей в собственном разуме. Это было ужасно. Я не могу жить с осознанием того, что я наделала, что ты наделал. Мне противно даже думать об этом. Но я прощаю тебя. Ты был ослеплен любовью и, я уверена, не хотел зла. Скажи Калену, что я всегда любила его, и не могу перенести позора своего предательства, даже вынужденного. Только моя кровь сможет смыть всю грязь с моей души, много крови. Прощай! Любящая тебя сестра, Мирриэль.“