Анна Алакозова - Исправить все. Мирриэль [СИ]

Открываю глаза. Рядом со мной никого нет. Не удивительно, длительное заточение и истощение, помутили мой разум. Теперь я слышу голоса. Хотя я и прежде их слышала. Такие ответы ничем не хуже, чем вообще никаких ответов.

— Я не воин, я не лидер, надеждой меня называют, но это лишь слова.

„Твои сомнения понятны. Но не сомневайся. Всему свое время. Ты все узнаешь, все поймешь, а пока что, просто поверь, Мирриэль. Ты хочешь убедиться в своей исключительности? Отправляйся в эльфийские леса. Найди короля. Сделай, то, что должно быть сделано“.

Отлично, к эльфам. Почему бы и нет? Наверное, когда-то я жила в эльфийских лесах. Почему я не помню ничего из прошлого только чьи-то голубые глаза, такие же, удивительные, как глаза Калена, особенно когда он смотрит на меня. Опять закрываю глаза. Наверное, наш лагерь сейчас недалеко от эльфийских лесов, это редколесье, но я чувствую, что если, пойти на запад, всего в нескольких днях пути, начнутся исконные эльфийские леса. Глухомань. Непроходимый лес. Темный и устрашающий для людей, родной для эльфов. Одну меня не отпустят…, кто-то обязательно вызовется сопровождать, хотя я бы предпочла сходить туда одна.

Медленно на редколесье спускается вечер. Более насыщенными становятся тени, блекнут на угасающем небе кроны деревьев. Становится прохладнее. Все тише голос соловья, скоро он совсем смолкнет. Как мягким темным покрывалом укутывается лес, готовясь ко сну. Ночью он будет совсем другим, в непроглядной тьме будут ухать совы, едва заметными тенями между стволов будут скользить ночные хищники, лес будет спать, но сон его будет тревожным, жизнь не остановится с наступлением ночи, лишь поменяются исполнители, и декорации станут чуть мрачнее.

„Ночной океан. Лунная дорожка на прохладной глади воды. Двое плещутся в воде. Мужчина и женщина. Она дразнит его, вырывается из нежных объятий. Он улыбается и ловит ее за лодыжку, когда она пытается проскользнуть мимо него. Голубые глаза… Его мокрые темные длинные волосы прилипают к ее белой коже… Нежность и страсть. А над всем этим возвышается вековой лес, скрывая влюбленных от всего мира“

Я вздрагиваю, когда понимаю, что знаю это место. Знаю эту пару, знаю их историю… Знаю, но вспомнить не могу. Голубы глаза, да, но не человеческие глаза… Это эльф. Я точно знаю, что я вижу глаза темноволосого эльфа. Что это за видения? Прошлое? Настоящее? Будущее? Я ли плаваю с ним в океане? Или мне показывают, почему его нет со мной? Или мне подсказывают, что Кален, станет лишь воспоминанием, а я буду искать расположения этого темноволосого красавца? А что если, именно поэтому я и хочу идти к эльфам одна? Что если меня ждет там встреча с этим эльфом? Но сердце болезненно сжимается, мне не нужен никто, тем более сейчас, когда… Кален признался, когда он спас меня, когда он… Голубые глаза эльфа растворяются, исчезают в сгущающихся лесных сумерках. Ладонь обжигает воспоминание о прощальном подарке, который мне передала Кара, о монетке на память, замирает сердце от нахлынувших воспоминаний… Нет, никто другой… Больше нет никого… только он, только его голубые глаза, только его обжигающе горячие руки, только его едва заметная улыбка, когда улыбаются только уголки губ, только его светлые взъерошенные волосы, только его медвежьи объятия, только он… Сон уносит меня в страну грез…

„На высокой опушке леса, подставляя тонкое лицо льющемуся с океанских просторов соленому ветру стоит эльфийка. Зеленая охотничья курка лежит у ее ног, крепкий боевой лук прислонен к дереву вместе с колчаном, наполненным стрелами с белоснежным опереньем. Она встает на колени, раскапывая руками небольшую ямку. Аккуратно, она опускает в ямку саженец: совершенно черный ствол молодого деревца и присыпает его землей.

— Выходи, сестра, я знаю, что ты здесь, я чувствую тебя, как и всегда, — она устало отбрасывает с лица прядь пепельных волос и переводит взгляд невероятных глаз цвета морской волны на приближающуюся женскую фигуру, облаченную плащом.

Поднимаясь с колен, она легко оттряхивает землю с зеленой ткани штанов. Шелковая яркая рубашка, словно свежая зелень весенней травы, надувается морским бризом.

— Я рада, сестра, что ты пришла. Я хотела с тобой проститься.

— Ты уходишь?

— Да, я ухожу, — мягкая грустная улыбка играет на губах эльфийки. — Ты пришла проститься или опять хочешь меня пленить, как в прошлый раз, сестра?

— Мне незачем больше тебя неволить, тем более, когда ты собираешься покинуть нас. Я получила все чего хотела, больше мне не надо, — лицо незнакомки скрывает капюшон из-под него видны лишь полные губы.

Эльфийка горестно кивает.

— Это так. Я прощаю тебя за все, сестра. Ты получила Его. Теперь я должна уйти, я не могу видеть вас вместе, это причиняет мне боль, но я уважаю и принимаю его выбор, я смирилась с ним. Это — она указала головой на только что посаженный росток, — мой последний подарок этому Миру. Черное древо скорби. Оно единственное, больше таких не будет. Как печаль в моей душе. Оно будет очищать этот мир от скверны, впитывая ее в себя, запирая ее на веки внутри своего ствола, в своих листьях. Оно будет расти, как и моя боль. В самом начале я думала, что обрела сестру и друга, я надеялась, что Вселенная в своей бесконечной благоразумности поделиться с нами мудростью, позволит процветать сосуществуя, но я ошибалась. Мое одиночество было нестерпимо, я жаждала познания. Я не могла предполагать какую цену мне придется платить за это. Я познала дружбу и любовь, я испытывала восторг и счастье, но сменилось все разочарованием и предательством. И вновь я обретаю свободу выбора, потеряв все, что было дорого моему сердце, все, что заставляло мой дух пребывать здесь. Но я не сержусь, сестра. Равновесие — превыше всего. Три бога — слишком много для одного небольшого мира. Двух будет вполне достаточно. Не будь строга к своим твореньям, хоть ты пыталась выжечь из их сути доброту и сострадание, они не стали подобно тебе черствыми и бездушными, они живые существа, у них есть право выбора, не отнимай у них этого. За своих детей я не тревожусь, у эльфов достанет мудрости не связываться с Вами, новыми богами, а гномов, — она улыбнулась, вспоминая низкорослых широкоплечих горняков, — в их пещерах они короли, твоим зеленокожим их не достать. Да и эльфы будут присматривать за ними.

— Ты так уверена в своих лесных бродягах? Они же ничтожны, они не стремятся к власти и, следовательно, никогда не будут ее иметь. Мои дети лучше твоих, они свирепее, агрессивнее, честолюбивее, они лучше во всем. Они сильнее, — порыв ветра сбросил капюшон с головы говорившей.

Черная грива волос разметалась по плечам, освободившись из-под сковывающего капюшона. Яркие красные губы искривились в презрительной насмешке. Холодные глаза смотрели на собеседницу с издевкой и едва скрываемой ненавистью.