Александра Лисина - Ходок

— Чего именно? — против воли заинтересовался ланниец.

— Да… — отмахнулась Белка. — Оказалось, у магии остроухих есть один побочный эффект. Какой-то умник что-то там намудрил с кровью, желая добиться преданности, вот и получилось, что теперь эти милые кони становятся слегка неадекватными, если кто-то ранит их хозяина. С ума сходят, если кровь его учуют. Любого, кто им на глаза в таком состоянии попадется, рвут на части и не успокаиваются до тех пор, пока не сожрут или не затопчут. А с учетом того, что ранить их трудно… Короче, лучше не трогать вовсе.

Ивер, не оборачиваясь, звучно сплюнул.

— И кто ж тебе такое чудо подарил? — не обратив внимания на справедливое негодование побратима, полюбопытствовал Лакр. — Родители, друзья… Может, Ходок?

— Да эльфы и подарили, чтоб им пусто было! «На, — говорят, — наш дорогой Белик, тебе нового друга! Расти и воспитывай, как в свое время…» А я — что?! Они принесли и свалили, прежде чем мы рот успели открыть! А он такой маленький, черненький, глазастенький… просто прелесть. Зато потом вырос здоровый, толстый и зубастый! Никакого сладу порой!

Курш возмущенно всхрапнул, топнув крепким копытом, отчего камень на мосту брызнул в разные стороны, а Белка, пощекотав его черные уши, тяжело вздохнула и о чем-то задумалась.

Какое-то время ехали молча. Длинный мост пустовал до самого горизонта: ни каравана, ни одинокого путника. Только шесть магистров да отчего-то пригорюнившийся сопляк, сетующий на то, что так некстати обзавелся могучим и сильным другом, способным защитить его от серьезных неприятностей. Что любопытно — сетовал он тоже искренне, а на бескрайнюю синюю гладь, раскинувшуюся в разные стороны, как щедро расстеленная скатерть, косился с такой неприязнью, будто надоела она ему хуже горькой редьки.

А ведь полюбоваться есть на что. Вокруг тихо, спокойно, ни ветерка, ни облачка в ослепительно-синем небе. Вода вдоль моста чистая, прозрачная до невозможности. Волны мерно плещутся о каменистую насыпь. Никакой суеты, вокруг на сотни верст — сплошная идиллия, будто не по мосту идешь, а плывешь по бескрайнему синему морю, дыша полной грудью, наслаждаясь тишиной и совсем не думая о том, что впереди тебя поджидает Проклятый лес.

— А вообще-то, — вырвал братьев из размышлений задумчивый голосок Белки, — на самом деле грамарцы не черного окраса: дурные эльфы считают, что он неблагородный. Неутонченный, видите ли, для этих ушастых эстетов. Им все белый подавай, серебристый, медный… гнедой, на худой конец… навыводили, понимаешь, этого безобразия целый табун и теперь сидят, любуются! А этот — один-единственный получился. Случайно. В смысле не совсем, потому что ту кровушку они ему добавили очень даже не случайно… вот и вымахал такой здоровый! И характерец точь-в-точь, как у… гм… одного дальнего родственника. Иногда даже путаю, кто из них кто, того и гляди Каррашем назову! В общем, подставили меня эти ушастые гады! Как есть подставили! Причем я даже знаю, кто именно, но к ним разве так просто подберешься?!

Она выразительно возвела глаза к небесам.

— Запомни, Курш: как только вернемся и отыщем этого белобрысого мерзавца, обязательно уши оборвем. Правда, к нему теперь без разрешения не подойдешь и не спросишь у наглой морды, за каким Торком он мне так подгадил, но ничего — мое время еще придет. Как-нибудь выловлю его в этом дурацком Золотом лесу, и вот тогда он мне за все ответит.

— Что ж ты так не любишь эльфов? — хмыкнул Лакр.

— А за что их любить-то?

— Ну… коня они тебе подарили?

— И что?

— Друг у тебя теперь есть?

— Ну-ну.

— Так что тебя не устраивает?

Белка сердито фыркнула и отвернулась.

— Если бы тебя столько лет кликали малышом, тебя бы тоже не устраивало! Особенно когда набить смазливые морды нет никакой возможности!

Лакр собрался было и дальше любопытствовать, но перехватил внимательные взгляды побратимов и промолчал. Пацан с его зверенышем — это, конечно, интересно, но что-то он и в самом деле не по делу расслабился. Ведь Стрегон просил только ненавязчиво уточнить кое-какие моменты насчет Ходока. К слову сказать, о Ходоке Лакр мальчишку тоже расспросил, насколько это было возможно. И знак пса на предплечье еще раз подтвердил, что Белик нужного им человека действительно знает, но вот как близко, еще предстояло выяснить.

Едва копыта коней коснулись берега, а визгливое пиликанье флейты за спинами притихло, братья опустили сведенные плечи: за четыре с половиной часа, что им пришлось ехать по переправе, дрянной мальчишка все же сумел довести их до белого каления. Сперва тем, что позволил Куршу издать жуткий полурев-полувой, от которого над водой заметалось жутковатое эхо. Затем, едва ко всем вернулась невозмутимость, снова засвистел в свою дурацкую дудку, от звуков которой мороз бежал по коже. На вежливую просьбу Лакра, словно забыв о том, что всего пару минут назад вполне мирно с ним беседовал, Белик озорно высунул язык. Когда ланниец со вздохом все-таки развернул коня, сопляк проворно умчался прочь, окончательно развеселившись. В общем, наслаждался полнейшей безнаказанностью. Разумеется, не отрывая при этом проклятую дудку ото рта, от звуков которой даже спокойного Тороса корежило.

Поняв, что миг перемирия безвозвратно ушел, Лакр только головой покачал, но от идеи выловить изводящего его слух мерзавца не отказался: терпеливо выждав, пока тот рискнет снова приблизиться, со всей доступной скоростью дернулся, чтобы хорошенько тряхнуть мелкого стервеца за шкирку. Однако и в этот раз не преуспел, потому что Белка вовремя уловила опасность и проворно нырнула под чужую руку. Курш при этом оглушительно рявкнул, заставив наемника отшатнуться, а потом стремглав сорвался с места. В считаные мгновения растолкал замешкавшихся скакунов и умчался с невероятной скоростью. Белка при этом задорно хохотала. А достигнув берега, принялась знаками показывать, куда надо пойти всяким злобным и мстительным типам с их неуемным желанием надрать чей-то зад; где она видала их жалкие угрозы и куда те самые типы могут их засунуть. После чего гордо надулась, дождалась помрачневших спутников, держась, впрочем, на почтительном расстоянии. И, чтобы не искушать никого лишний раз, дальше поехала впереди, так, чтобы успеть вовремя удрать.

Правда, вскоре Белке надоело оглядываться на каждый подозрительный шорох. Намучившись и изъерзавшись в седле, она с довольным видом уселась на Курше задом наперед. Все-таки братья — это не деревенские увальни с их надоедливой медлительностью. Каждый из этих неразговорчивых мужчин заслуженно носил на руке алую метку магистра.

Однако она не боялась: до Диких псов им было далеко. Более того, ее несказанно раздражали их татуировки, практически полностью повторяющие татуировки Стражей. Но еще больше раздражало, что они посмели присвоить себе чужие звания, и, конечно, выводило из себя, что кто-то смел безнаказанно носить на руке метку Гончих. У них не было на то права. Как не было этого права у тех, кто создал все их нелепое братство. Это неправильно, что память о Стражах так исковеркалась. Неправильно, что новые «Стражи» так измельчали. Невыносимо видеть, что они превратились в самых обычных наемников. И совсем уж стыдно сознавать, что теперь уже ничего нельзя изменить. Разве что перебить всех до одного и надеяться, что братство больше не воскреснет.