Рина Море - Огонь и Ветер [litres]

– Накладной локон? Зачем тебе накладной локон?! – страшным шепотом. – Ты что, лысая?!

– Нет, о нет! Но, к сожалению, волосы мои не столь густы, как о том свидетельствует моя прическа.

Прижимая руки к груди, Велан шепотом поклялся:

– Я спасу тебя! Я помогу тебе сбежать от тирана! Даже если ты лысая. А-а-а!.. Не надо меня бить! Я осознал! Я раскаялся! Убери кинжал!

Я запихнула декоративный тетушкин кинжал в увитые розочками и лентами ножны. Кажется, он даже не наточен. Ветренник тут же схватил меня за руку и потащил знакомить со своими друзьями. Впервые за этот вечер на меня смотрели с теплотой, с симпатией, и никто не хотел уязвить. Хоть я и затаила черную обиду на всех саган мужского полу за их традицию отнимать у женщин стихию, все ж их компания оказалась гораздо приятнее девичьей, словно гроза после мучительно жаркого дня. И Велан меня уговорил съездить посмотреть его корабль.

Вначале я отказалась, конечно, но Велан настаивал. И уговаривал, и кривлялся, говоря скрипучим старушечьим голосом: «Верно, внученька, от таких подозрительных молодых людей надо держаться подальше. Ишь ты, у него на уме, наверное, никакие не корабли, а коварное соблазнение», – а мне неприятно стало, что он считает, что я могу о нем так думать и вообще чего-то бояться. Он тоже был ветром, и это ощущение родства, несмотря на все доводы рассудка, не позволяло чувствовать к нему неприязни, хоть он мужчина-саган, и показывать трусость. Хотелось в его глазах быть отчаянным сорванцом, пираткой, способной на любую авантюру.

Да и на палубу настоящего морского фрегата моя нога ни разу не ступала наяву, хотя сколько раз мой дух завывал в парусах. Но вначале я все же нашла бабушку. Она возмутилась: «Неприлично же!», но, подумав, махнула рукой. Такие женихи, как Велан, на дороге не валяются, авось что и сладится, читалось на ее лице.

– Иди, я Ольвию сама предупрежу. Но смотри мне!

Весла хлюпают о черную воду. Я отправляюсь в приключение, кажется, первое настоящее в своей жизни, если не считать представления ко двору, но то была скорее тягостная обязанность. Море неспокойно, на мое нарядное платье летят брызги. Велан кричит:

– Эй вы, там!

С лодки борт корабля кажется огромным, нависает скалою.

– Рад приветствовать вас на «Крылатой», л’лэарди Верана, – в голосе ветренника неподдельная гордость.

Я здесь. Я впервые на борту корабля. Он едва ощутимо покачивается на волнах. Шершавое дерево бортов, промоченное, насквозь пропахшее солью. Мачты – целый лес, если запрокинуть голову, в них, как в древесных ветках, путаются звезды.

Мечта сбылась. То, что я столько раз себе представляла. Я на борту корабля. Вот она, моя настоящая жизнь! Та самая, о которой я столько мечтала в своей тихой, теплой долине, вдали от морей и больших дорог. Та самая, где все дороги вроде бы открыты, но ничто не защищает, и надо бороться, воевать, доказывать, что ты достойна мечты, этой свободы, прочитанных книг, произнесенных клятв.

Между мною и уплывающей лодочкой больше чем просто полоска моря. Между мною и лодочкой – вся пропасть между детством и взрослой жизнью. По спине бежит дрожь. Откуда-то, как приветствие, доносится музыка. Велан подхватывает меня под локоть, ведет по ступенькам.

– Сибрэ, это называется кают-компания. Господа, позвольте вам представить л’лэарди Сибрэйль Верану, невесту императора! Я привез к нам невесту императора!

К нам оборачиваются. Мужчины – примерно десяток, и люди, и саганы. Моряки в военных мундирах, сейчас небрежно смятых, расстегнутых, у кого-то выглядывает голая волосатая грудь. Женщины. Человеческие женщины, все вульгарно накрашены, голые плечи, смелые декольте, завитые локоны.

Милый ветренник привез меня на развеселую моряцкую вечеринку с участием падших женщин, и, судя по тому, как торжествующе дрогнул его голос на словах «невеста императора», был этой неловкой ситуации чрезвычайно рад и даже горд. А мне из столь щекотливого положения выбраться с достоинством, боюсь, будет непросто. Это взрослая жизнь, и за каждый неосторожный шаг ты будешь платить.

Приседаю в реверансе:

– Доброй ночи, господа. Приношу свои извинения за неурочное вторжение. Л’лэард Трагад не предупредил, что нынче на «Крылатой» будет столь многолюдно.

– Л’лэарди Верану настолько впечатлили мои рассказы о «Крылатой», что она захотела посетить ее лично!

– Кхм… кхм… Разумеется, мы очень рады приветствовать л’лэарди на борту нашего фрегата. Добро пожаловать. – Моряк-водяной, высокий, сухощавый, немолодой, вскочил, принялся застегивать рубашку, схватил пиджак, бросился к нам. Лицо его говорило отнюдь не о радости, на Велана он поглядывал довольно свирепо.

– Л’лэарди Верана, позвольте вам представить нашего капитана л’лэарда Левира Хлеза. – На недовольство водяного Велан нахально улыбался.

– Очень приятно, – вновь приседаю в реверансе.

Капитан с чрезвычайно элегантным, великосветским поклоном целует мою руку. Еще один саган-водяной любезно освобождает для меня целый диван, бесцеремонно спихнув с него чернокудрую человечку в красном платье. Велан отчего-то ухмыляется этому водяному в лицо очень злорадно:

– Я же говорил! Сибрэ, это л’лэард Ильрус.

– Очень приятно.

Водяной с серебристо-мерцающими рыбьими глазами долго мял мою руку, заглядывал в лицо:

– Рад, очень рад знакомству… Надо же, у Его Величества недурной вкус. Пожалуй, за общество такой красавицы двадцать кридов – совсем немного.

– Что, простите?

– Садитесь, л’лэарди. Вы позволите представить вам наших друзей? Надеюсь, вас не смущает, что они люди? У нас на корабле свои порядки, в море к некоторым условностям вроде разности происхождения начинаешь относиться проще.

Они называли мне имена своих сослуживцев человеческой расы. Каждый из представленных посчитал своим долгом поцеловать руку, заглянуть в лицо с каким-то жадным любопытством. Живая сагана, надо же! Я чувствовала себя загнанным в угол экзотическим зверьком.

Кают-компания была просторной, но низкий потолок давил, стеснял дыхание. Перед диваном на цепях раскачивалась большая яркая лампа, дальше тянулся длинный стол, окруженный привинченными к полу табуретками. Прямо за моей спиной торчит толстенная деревянная колонна. Тычу в нее пальцем:

– Это мачта?

– Бизань-мачта! – подтвердил ветренник. – А вон та дверь напротив – в мою каюту. Не желаете заглянуть?

Дверей, к слову, здесь было больше десятка, и ни одного окна.

– Тогда и в мою, – поспешил вставить водяной.

Моряки ухмылялись.

– Нет, спасибо, – я судорожно стискивала руки в замок, не зная, что говорить дальше.

– Ну как хотите, не смею настаивать, – водяной вздохнул с преувеличенной скорбью. – Хотя я, разумеется, предлагал с самыми благородными намерениями, показать изнутри, так сказать, наш аскетичный моряцкий быт. Надеюсь, вам мое предложение не показалось дурным или неприличным?