Рина Море - Огонь и Ветер [litres]

В секунду перед падением воздух становится плотным. Отталкиваюсь ногами. Каждый вдох режет легкие. Я уже не могу быстро, не получается, хотя так стараюсь! Туман, как хищный монстр, несется следом. Капли воды на коже становятся ледяной броней. Не могу пошевелить плечом. Волна окатывает лицо. Захлебываюсь. Кто-то хватает меня за шиворот сзади, и, пока я барахтаюсь в воде, пытаясь вырваться, на запястье застегивается что-то очень холодное и страшное.

По дороге я приходила в себя раз или два. Отчетливо помню, как меня били по лицу и обзывали «бесстыжей сукой».

Окончательно пришла в себя в полной темноте, лежа на чем-то твердом. Долго не могла даже шевельнуться – при малейшем движении спина отзывалась дикой болью. Руки какие-то чужие, едва шевелятся. Губа кровит. Все худшее случилось.

Тусклая Лум заглядывала в крохотное окошко под потолком. Эта бледная точка света в темноте – единственное свидетельство, что я еще жива. Невыносимо медленно тянутся минуты. Не сплю – плыву в каком-то полубреду. Я знаю, что меня придут спасти. Ринка не бросит и не подведет. Очень сложно разрезать эскринас прямо на руке. Кузнец – огромный бородатый мужик со следами ожогов на мощных волосатых руках, знает свое дело. Он найдет способ.

Проклятый браслет распадается на две половинки. Ветер поет от радости, сносит ветхую крышу кузницы, ахают люди. Ветер залечит раны, утолит боль. Холодная железка под пальцами. «Уаа-ау!» – скулит кто-то. Я? Мне же сняли эскринас. Разрезали и сняли.

Кузнец лежит лицом на раскаленной наковальне, по его лицу стекает струйка крови. Крыша и часть стены разметаны по берегу речки, ветер свободно завывает между обломков. «Виана, что же ты наделала…» Мой Ринка жив и даже не ранен. Это чудесно.

Но, кажется, я нечаянно убила человека, который спас мою жизнь, разрезав браслет-эскринас. Пока не могу до конца осознать случившегося. Просто смутно понимаю, что произошла катастрофа, ужасное горе, конец.

Встревоженные селяне бегут на грохот со всех сторон деревни, и Десмей решительно хватает меня за руку. «Бежим! Некогда думать! Надо уходить!» Я ужасная преступница. Я убила человека, спасшего мне жизнь. Где я? В тюрьме? Так и должно быть.

Но я навсегда потеряю возлюбленного. Я его больше никогда не увижу. Он, наверное, разлюбил меня. Так хочется обнять Десмея еще хоть раз. Нет, не Десмея. Совсем другого мужчину. Моего Дана.

Рассвет наступил спустя вечность. Громыхнул засов. Два жреца в черных мантиях вошли в мою келью.

– Дайте пить… – прошептала я.

– Личико разбито. Нехорошо. Его Величество может рассердиться.

– Ты бы видел, что с лицом у ветренника! Эта шлюха его пополам разрубила! Пополам! И нос пополам, кости торчали!

– Это не наше дело. На суд Богини она должна явиться с чистым лицом. Лечи давай!

Оба жреца смотрели на меня чуть ли ни с ненавистью. За что? Им-то я ничего плохого не сделала. Но воды все же принесли. Пожилая монашка человечьей расы помогла мне умыться, надеть бесформенный черный балахон поверх нижнего белья.

Когда жрецы нас покинули, она позволила себе расчувствоваться:

– Такая красивая девочка. Как можно! Спина сплошной синяк, порезы кровавые. Как у них рука только поднялась! Ах ты, бедная моя, давай, вставай осторожненько.

Я уткнулась в ее объятия, как побитая собака в руку случайного прохожего с добрым голосом. Могла бы стать императрицей или первой женщиной-магом. А я – опасная бешеная собака, и случайное добродушие какой-то человечки теперь для меня нежданная роскошь.

В сопровождении двоих жрецов, дрожа от холода, я шла, босоногая, по каменным ступеням, ведущим к большой площадке на вершине горы, открытой всем ветрам. Там, наверху, уже собралось много саган. Я так измучилась за ночь, что даже почти не боялась, не выискивала отчаянно пути к спасению. Спина болела при любом неосторожном движении, мелкие камушки впивались в босые пятки – идти было больно. Я тащилась медленно и безразлично, как замученный ослик на скотобойню.

Заставили встать на колени, положить руки на какой-то неровный камень, сквозь серость которого пробивались всполохи алого, фиолетовые жилки, розовые пятнышки. Спина болела жутко, руки все еще не слушались, я упала – никто не шевельнулся, чтобы помочь. По сторонам храма между колонами стояли саганы в жреческих одеяниях. Только мужчины. Земляные в зеленых балахонах, воздушники – в черных, водные – в белых, огненный был один. Верховный жрец, сжимавший в руке посох с огромным рубином в набалдашнике.

Как обычно, непроницаемое, неподвижное лицо. Темные глаза. Рубиновый венец на голове. Мой император, я всегда знала, что вы станете моим палачом. В гробовом молчании от группы земляных отделился муж тети Кармиры. Зеленый балахон топорщился на его солидном брюшке. Подошел ко мне, встал рядом на колени.

– Я ближайший родственник-л’лэард саганы-ветренницы Сибрэйль Вераны, мне за нее нести ответ. Моя семья виновна перед Вашим Величеством и перед небесной благодатью, и мы готовы нести наказание, которое нам будет отмерено.

– Л’лэарди Сибрэйль Верана, – зазвучал голос императора. – Небесный Суд будет задавать вам вопросы. Вы должны отвечать правдиво, ибо отвечаете самой Богине, и камень, на котором лежит ваша рука, поменяет цвет, если вы солжете.

Говорят, вся жизнь пролетает перед глазами перед смертью. Я еще жила, но дорожка разворачивалась все далее в прошлое. Колокол победы – звон разбитой чашки. Впервые в жизни удалось сдвинуть предмет взглядом. Это девять лет. Легенда о великой волшебнице-сагане Маюси. Запах глянцевых книжных страниц, яркие рисунки на обложке. Восемь.

«Когда я вырасту, стану моряком, как ты!» – обнимаю папу перед тем, как он прыгает в лодку, чтобы плыть на корабль. Семь…

– Л’лэарди Верана, вы должны отвечать на вопросы.

Они спрашивают, кто помог мне снять браслет. Кто был очевидцем. Кто знал об этом. Ни слова не скажу. Надеюсь, без моих свидетельств их вонючие лапы все же не дотянутся до мамы.

Звучит музыка четырех стихий. В безоблачном небе трескается молния.

– Виновна, – верховный жрец ветра.

– Виновна, – земля.

– Виновна, – вода.

– Виновна, – огонь.

«Сибрэйль Верана приговорена вернуть стихию Богине».

Все та же добрая монашка меня покормила, помогла переодеться в чистое, хоть чужое и слишком широкое платье. Выяснилось, что я нахожусь в Ильтсаре, древнем горном храме. Конечно, где же еще. Здесь всегда казнили совершивших преступление женщин-саган…

Я спокойна. Пока не успела поверить, что завтра умру. Пока стою на краю пропасти по имени ужас. Если я туда неосторожно шагну, буду падать, не смогу остановиться. Буду рыдать, биться в истерике, валяться в ногах у жрецов. Лучше не верить. Это сон. Произойдет какое-то событие, и меня спасут. Явится знамение Богини.