Стивен Эриксон - Буря Жнеца. Том 2 [litres]

Как сказал Слим, нет ничего хорошего в отчаянии .

Но отчаяние становится больше, когда иллюзия раскрывается. Да, я действительно устал .

Бугг покинул кабинет, в который больше не вернется.

– Как могло остаться всего четыре курицы? Да, Ублала Панг, я смотрю именно на тебя.

– Ради Странника, – вздохнула Джанат, – оставь беднягу в покое. А чего ты ждал, Тегол? Эти куры больше не в состоянии нести яйца, и в результате похудели, высохли и стали бесполезны, как стая матрон-ученых в моей старой школе. Действия Ублалы – акт настоящей отваги.

– Съесть моих кур? Живьем?

– Он хотя бы ощипал перья.

– Они были мертвы к тому моменту?

– Давай не будем обсуждать конкретные детали, Тегол. Каждому позволено один раз ошибиться.

– Мои питомцы-любимчики, – застонал Тегол, глядя на туго набитую подушку с краю тростниковой циновки, служившей кроватью полукровке-тартеналу.

– Никакие они не питомцы.

Он прищурился на бывшую наставницу.

– Я вспоминаю, как вы без устали твердили про ужас прагматизма в истории. И что же я слышу от вас теперь, Джанат? «Никакие не питомцы». Декларативное заявление, высказанное самым прагматичным тоном. Что ж, как будто одними словами можно искупить жесточайшее птичье убийство.

– Внутри Ублалы Панга больше желудков, чем у нас с тобой, вместе взятых. Их нужно наполнять, Тегол.

– О? – Он упер руки в боки – на самом деле, чтобы убедиться, что булавка удерживает одеяло на месте; прилюдное обнажение неделю назад до сих пор отзывалось болью. – О? – спросил он снова и добавил: – А что не так, точно и прагматически, с моей знаменитой окрошкой?

– В ней были крошки.

– С самым тонким привкусом, какого только можно достичь, прилежно собирая крошки с пола, особенно с пола, истоптанного голодными курами.

Джанат уставилась на него.

– Ты шутишь? Это действительно были крошки с пола? С этого пола?

– И совсем ни к чему это удивленное выражение лица, Джанат. Разумеется, – продолжал он невозмутимо, стоя рядом с покрытой пятнами крови подушкой, – творческая кухня требует изысканности вкуса, утонченного гурманства…

Тегол пнул подушку, и она закудахтала.

Тегол развернулся и уставился на Ублалу Панга, который, сидя спиной к стене, повесил голову.

– Я оставил одну на потом, – пробормотал гигант.

– Ощипанную или в перьях?

– Ну, там внутри ей тепло.

Тегол перевел взгляд на Джанат и кивнул.

– Видите? Вы видите, Джанат? Видите, наконец?

– Вижу что?

– Смертельный уклон прагматизма, учительница. Вот убойное доказательство ваших тезисов, выдвинутых многие годы назад. История бесчувственной рационализации Ублалы Панга – если можно назвать рациональным хоть что-то в его черепушке – привела его – и, осмелюсь добавить, бесчисленных ничего не подозревавших кур – к неизбежной, вопиющей крайности… жалкой наготы в подушке!

Она подняла брови.

– Тебя так напугала та сцена на прошлой неделе?

– Не говорите ерунды, Джанат.

Ублала высунул язык – громадный, пупырчатый кусок мяса – и пытался рассмотреть его, ужасно скосив глаза.

– А сейчас-то что ты делаешь? – строго спросил Тегол.

Язык вернулся на место, и Ублала начал моргать, чтобы привести глаза в порядок.

– Клювом поцарапался, – сказал он.

– Ты и клювы ел?

– Начинать лучше с головы. Они без головы куда спокойней.

– Правда?

Ублала Панг кивнул.

– И, наверное, ты считаешь это милосердным?

– Чего?

– Конечно, нет, – отрезал Тегол. – Только прагматичным . – Ой, меня едят. Но ничего страшного. У меня ведь нет головы!

Ублала нахмурился.

– Тебя никто не ест, Тегол. И голова у тебя на месте – я же ее вижу.

– Я говорил от имени куриц.

– Но они не говорят по-летерийски.

– Ты не съешь моих последних четырех кур.

– А что с этой, в подушке, Тегол? Хочешь ее обратно? Перья опять отрастут, хотя она может простудиться или еще что. Я отдам ее, если хочешь.

– Очень щедро, Ублала, но не надо. Избавь ее от страданий, но осторожнее с клювом. Однако тем временем тебе нужно собираться – ты ведь должен был отправиться несколько дней назад, так ведь?

– Я не хочу ехать на острова, – признался Ублала, проводя щербатым ногтем по грязному полу. – Я отправил сообщение. Это ведь нормально?

Тегол пожал плечами.

– Если нормально, то нормально. Правда, Джанат? Конечно, оставайся с нами, но тогда тебе надо отправляться на поиски пропитания. Для всех нас. Охотничья экспедиция – и это будет непросто, Ублала. Совсем непросто. Кораблей с припасами на реке нет уже несколько дней, и люди начали все прятать, как перед неизбежной страшной катастрофой. Так что, Ублала, повторюсь: это будет непросто. И горько признаваться, но некоторые сомневаются, что у тебя что-нибудь получится.

Ублала Панг вскинул голову, в глазах вспыхнул огонь.

– Кто? Кто?

Четыре курицы прекратили клевать и в унисон вскинули головы.

– Лучше не буду говорить, – ответил Тегол. – В любом случае, нам нужна еда.

Тартенал вскочил на ноги, чиркнул головой по потолку и привычно полусогнувшись, пошел к двери. Побелка осыпала его волосы, осела на пол. Куры бросились за ним.

– Если не справишься, – заметил Тегол, – мы начнем есть… э… побелку.

– Известь ядовита, – сказала Джанат.

– А куриное гуано – нет? Что-то я не слышал жалоб, когда вы наворачивали мою окрошку.

– Ты вообще не слушаешь, Тегол, и я ничего не наворачивала, меня выворачивало.

– Я смогу, – сказал Ублала, сжимая кулаки. – Я добуду нам еду. Я вам покажу. – И с этими словами он вышел в дверь, в переулочек, и исчез.

– Как ты это сделал, Тегол?

– Ну, это не моя заслуга. Так Шурк Элаль управляет им. Ублала Панг во что бы то ни стало хочет показать, что он сможет.

– Ты играешь на его низкой самооценке, хочешь сказать.

– Довольно ханжески звучит в устах учителя, нет?

– Ого, все ноют старые раны?

– Забудьте про старые раны, Джанат. Вам нужно уходить.

– Что? До тебя дошли слухи, что я чего-то не умею?

– Нет, я серьезно. Со дня на день нужно ждать неприятностей. Здесь.

– И куда же мне податься?

– Найдите тех, кто остался из ваших друзей-ученых, – кому можно доверять…

– Тегол Беддикт, ну в самом деле. У меня нет друзей среди коллег, и уж точно никого, кому можно доверять. Ты явно ничего не знаешь о моей профессии. Мы ведь мензурки грызем зубами. В любом случае, о каких неприятностях ты говоришь? О твоей экономической диверсии?

– Буггу следует научиться помалкивать.

Он посмотрела на него неприятным изучающим взглядом.

– Знаешь, Тегол Беддикт, никогда не представляла тебя агентом зла.

Тегол пригладил волосы и выпятил грудь.

– Впечатляет, но я не убеждена. Зачем ты все это делаешь? Какая-то рана из прошлого, которая затмевает все остальное? Страшное желание мести в ответ на какую-то ужасную травму в юности? Мне правда интересно.