Ирина Измайлова - Золотая ладья нибелунгов

Те, кто не был на вёслах, держали наготове натянутые луки, однако Садко велел не стрелять, если в этом не будет крайней надобности.

Ладьи подошли вплотную к скалистой стене. Отлив продолжался, и под берегом среди густых ветвей ясно обозначился неширокий проход.

— Садок Елизарович, мачты не пройдут — застрянут! — воскликнул Лука. — Оно, конечно, вода ещё чуток понизится, но всё едино...

— Я это предвидел, — ответил Садко. — Ничего не поделаешь, братцы, валите мачты. Выплывем — вновь поставим.

— Садко! — окликнул товарища Герхард. — Давай оставим одну ладью снаружи. Поставим вплотную к стене. Птицы не нападают — пугают только, значит, можно рискнуть. Зато у нас будет судно на случай, если с первой ладьёй что-то случится в гроте.

— Антипа! — крикнул Садко. — Слышишь меня?

— Еле-еле, — со смехом отозвался новгородец. — Эти бесы вопят так, что я уж почти оглох!

— Мы тут посмекали и решили, что лучше бы на всякий случай одну ладью оставить. Продержитесь снаружи, покуда мы внутрь вплывём и поглядим, как там злато нибелунгово?

— Постараемся. Но, если демоны не угомонятся, я, видит Бог, всажу в них с десяток стрел!

То ли вороны испугались угрозы храброго купца, то ли поняли, что не смогут остановить отчаянных русских, так или иначе, но едва первая ладья, на которой гребцы свалили мачту, вошла в проход под скалой, как чёрная стая, уже не обращая внимания на второе судно, с теми же воплями взвилась кверху и исчезла.

— Лука, осторожнее, — предупредил кормчего Садко. — Здесь совсем узко. И помнишь, разбойник Бермята рассказывал, что уже в самой пещере его лодка села на камни.

— Помню, помню. Мы идём очень тихо. И, как вплывём, люди поднимут вёсла.

Гусляру показалось, что они плывут по проходу очень долго — в первый раз, когда он приплыл сюда с Водяным, было куда скорее. Но ведь тогда их внесли в пещеру проворные касатки, они наверняка двигались быстрее ладьи, которую кормчий вёл со всей возможной осторожностью.

Едва проход расширился и открылось уже знакомое Садко пространство, слабо освещённое небывалым светом, как вновь послышалось хлопанье крыльев, но не громкое и грозное, как при нападении вороньей стаи, а совсем тихое. Обе сбежавшие голубки разом ринулись навстречу ладье и уселись на её носу, двумя белыми лепестками выделяясь среди загадочной полутьмы.

— Ну, здравы будьте! — приветствовал их Лука. — Ишь, обрадовались! А мы уж думали, вороньё вас пожрало. Гляди, Садко, и вправду они проход-то нашли...

— Ещё бы! Это он для нас узок, а для них — врата широченные. Ну, вот она, ладейка-то. Как стояла, так себе и стоит.

Судно остановилось. Гребцы, побросав вёсла, сгрудились на его носу и во все глаза уставились на явленное им диво — блистающий золотом драккар, в котором сверкали и переливались груды всё того же золота. Проклятого золота карликов-нибелунгов.

— Надо же! Сколько ж его тут?

— Да на такие богатства и Киев, и Царьград вновь выстроить можно...

— А как она не тонет-то? Точно стоит не на воде, а на чём твёрдом...

Потрясённые возгласы не умолкали. Садко понимал, что необходимо прервать этот поток изумлённых восклицаний, заставить дружину думать о порученном им деле, а не о сказочном богатстве, к которому они вплотную приблизились. Но с ужасом почувствовал, что вновь начинает испытывать дрожь искушения. Этот блеск, уже однажды помутивший его сознание, снова начинал действовать, и если только дать ему волю...

— Ты посмотри-ка! Так он что же, вроде божества у этих самых карликов? Слышишь, Садко, глянь!

Возглас Герхарда вернул гусляру ясность сознания. Он • опомнился.

— Куда глянуть? На что?

— Да на образину, что торчит над носом этой самой ладьи. Видишь? А теперь посмотри на башку нашего змеюги.

Купец посмотрел и ахнул. Да! Оскаленная харя идола на носу нибелунговой ладьи была точной копией морды морского змея.

— Изыди, бес проклятый! — не без трепета прошептал Садко. — Да, кажется, он — их бог. Но если так, тогда как же тебе, Герхард, удалось срубить ему голову?

Германец улыбнулся. Его белозубая улыбка была, пожалуй, не менее яркой, чем золотой блеск ладьи.

— Сам не знаю. Но если подумать, то бесы ведь — духи, так? А чтобы быть божками у язычников, пугать их и подчинять, они входят в плоть всяких тварей. Таких, как этот змей или вон вороны. А плоть смертна. К тому же мой меч был освящён [70] Обычай освящать оружие существовал у христиан издревле. (Существует он и сейчас. Недавно в России возродилась традиция при выпуске морских офицеров освящать их кортики). Кроме того, у средневековых европейских рыцарей было особое отношение к мечу. Его считали священным и нередко не только освящали его, но и давали ему имя, как человеку. . Ну что, Садко, рискнём ли подвести нашу ладью к той или вплавь доберёмся до неё?

— Пожалуй, придётся подплыть на ладье. Ведь мы должны вывести отсюда эту посудину, значит, надо будет привязать к ней канаты. Если же она не сдвинется с места, тяжёлая ведь, тогда уж попробуем перегрузить, сколь возможно, злато в наши ладьи.

— Хи-хи-хи! Глупые люди! Ничего у вас не получится!

Визгливый голосишко, гулко раскатившийся под сводами грота, заставил людей вздрогнуть. Все понимали: никто из путешественников так закричать не мог, казалось, кричит и вообще не человек. Но если так, то кто же? И где спряталось это непонятное, явно злобное существо? Как ни скупо освещало грот странное сияние, но видно было, что он пуст. А голос прозвучал совсем рядом.

— Зажечь факелы! — скомандовал Герхард.

Сразу двое дружинников исполнили приказ, и от мгновенно разгоревшегося на смоляных головках огня в пещере сделалось вдвое светлее. Однако ни на чужой ладье, ни в их судне, нигде кругом по-прежнему не было видно никого чужого.

— Ты где, чудо писклявое? — гаркнул, озираясь, Лука. — Показался бы!

— Как можно показаться слепым? — проверещала неведомая тварь. — Вы же все слепы! Слепы и тупоголовы! Думаете увезти наше золото?! Ничего не выйдет! Ладью вы с места не сдвинете, а вынуть то, что в ней лежит, можно только за пределами этой пещеры. Поняли, дурни?! Ладью не увести, а богатства из неё не вытащить! Ха-ха-ха! Вы все тут подохнете!

— Сам раньше не подохни! — пригрозил, осердившись, один из дружинников, из тех, кто ходил с Садко в предыдущий поход.

Должно быть, осерчал и невидимый враг. От размашистого удара, который пришёлся прямо в ухо, дружинник с криком вылетел из ладьи и плюхнулся в воду.

— Осторожней! — крикнул Садко.

— Покажись, аспид! — негодовал Лука. — Я б те сразу объяснил, какие мы дурни и кто тут подохнет!

Но вслед за своими словами кормчий тоже получил здоровый тумак и лишь чудом удержался, вцепившись в рулевое весло. Его товарища, бултыхавшегося возле ладьи, дружинники поспешно втаскивали на борт.