Ирина Измайлова - Золотая ладья нибелунгов

— Русалки поют, — прошептал Лука, невольно сильнее стискивая рулевое весло. — Говорят, хуже нет, чем их услыхать... Но зато как сладко-то!

Садко опомнился, когда понял, что обе ладьи, а с ними вместе и золотой драккар уходят со своего пути, разворачиваясь и следуя за зовом призрачных сладких голосов. Опьянённые, одурманенные ими люди перестали повторять слова молитв, зачарованно слушая песню и всматриваясь в постепенно светлеющий горизонт. Им хотелось увидеть тех, кто так нежно звал их к себе.

— Куда же мы плывём?! — выдохнул Садко. — Нам не туда плыть надо!

— Они заманивают нас! — в ухо ему проговорил сидевший рядом Герхард. — Боюсь, люди не смогут сейчас сосредоточиться на молитве, все устали, никто не спал. А эти голоса затуманивают сознание. Чувствуешь?

— Чувствую. Просто силы теряю. И в голове мрак какой-то. Что делать, а?

Германец вдруг с силой хлопнул купца по плечу.

— У тебя ведь есть против них оружие, Садко! Именно у тебя. Перепой их. Давай, берись за гусли!

Купец даже вздрогнул от неожиданности. А ведь и правда! Как же он позабыл-то? Ведь сам же слыхал или читал где-то сказку, в которой рассказывалось, как можно справиться с русалочьим пением.

Он вздохнул всей грудью, выплывая из одолевающего его дурмана, нашарил рядом гусли, вскинул их на грудь.

— Ну, ведьмищи озёрные, поглядим же, кто из нас лучше поёт!

Знакомый звон серебряных струн, разнёсшийся над светлеющей гладью озера, заставил дружинников очнуться. Они словно стали выныривать из мутного сна, поглотившего и уже почти погасившего их сознание. Когда же зазвучал голос Садко, в этот раз ещё более сильный и красивый, все вновь схватились за вёсла, которые успели побросать. Лука крутым движением руля стал разворачивать ладью в прежнем направлении.

Садко пел, и ею великолепный голос, разносясь над широченным пространством Нево-озера, постепенно занимал это пространство, подчинял его, заслоняя и подавляя сладкие звуки русалочьих рулад. Вот уже и вовсе не стало слышно их пения. Или, может, они умолкли, поняв, что их чаровство уже не действует, и сами желая послушать неведомого им прекрасного певца. А Садко пел, не отрывая пальцев от звенящих струн и чувствуя, что и он, и его товарищи вновь свободны — никто уже не мог приказать им плыть туда, куда они плыть не хотели...

На востоке рассвет провёл алую полосу, отчеркнув гладь воды от серого марева ещё невидимого небесного свода. Потом полоса стала расширяться, зарево разрасталось, и темнота небесного свода отступила, утекла на запад, а потом пропала вовсе, вернув небу радостную утреннюю голубизну.

Одновременно с наступлением утра проснулся ветер, волны заколыхались, заплескались, играя гребешками пены. Ранее недвижные паруса ладей наполнились, круто выгнулись и напряглись. Гребцы облегчённо вздохнули — ветер толкал их суда туда, куда им и нужно было плыть, можно больше не напрягать руки, даже на время вовсе опустить вёсла. Золотой драккар всё так же покорно следовал на привязи за первой ладьёй, не мешая её ходу.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

Садок Елизарович облегчённо перекрестился, снял с шеи гусли и вновь возвысил голос, стараясь, чтобы его услыхали и на другой ладье:

— Отдыхаем! По пять человек на каждом судне несут караул, рулевых меняем. Герхард, смени Луку у руля. Антипа! Эй, Антипа, ты слышишь меня? Или тебе только русалок слушать нравится? Становись там, у себя, на руль! Остальным спать!

Сам он тоже лёг на дно ладьи, на сложенные стопкой мешки, расположившись прямо на корме. Закрыл глаза, пытаясь задремать, но усталость и пережитое напряжение были слишком велики. Сон не шёл к нему.

— Я бы тоже после такого не заснул!

Это сказал Герхард, и Садко, открыв глаза, увидал прямо над собой его обрисованную восходящим солнцем фигуру. Германец стоял, одной рукой опираясь на кормовой выступ, другую свободно положив на рулевое весло. Когда ему довелось управлять ладьёй в первый раз, он так ещё не мог — ухватился за руль обеими руками. А теперь вот свободно, почти привычно направлял ход ладьи, следя за парусом и лишь время от времени сверяя направление с солнцем.

— Хотелось бы, чтобы это испытание оказалось последним на пути к Киеву, — произнёс Садко, понижая голос, ведь кто-то всё же спит. Даже наверняка многие спят — на некоторых волнение действует в обратную сторону: стоит расслабиться, лечь, как тут же и засыпаешь.

— Плыть до Киева нам почти месяц! — Голос германца выдал вполне объяснимые сомнения. — И если даже уймутся стражи нибелунгов, то мало ли кто нам ещё может встретиться? Я бы не надеялся на очень лёгкий путь.