Наоми Новик - Зимнее серебро

Никакого укрытия поблизости я не видела. И домов, где я могла бы попросить о помощи, тоже не было. Я стояла на берегу глубокой реки, покрытой уже почти твердым льдом. Лед сверкал подобно стеклу, но вместо моего отражения в нем была опустевшая спальня. Я как будто смотрела в зеркало с другой стороны.

По ту сторону льда дверь отворилась, и я вся напряглась, как натянутая тетива, но через миг поняла: Мирнатиус меня не видит. Он вошел в комнату с широкой, алчной улыбкой на лице и, не обнаружив меня, просиял. Он захлопнул дверь, привалился к ней и, не глядя, повернул ключ в замке у себя за спиной — до меня долетел приглушенный щелчок, как из-под воды.

— Ирина, Ирина, ты что, прячешься от меня? — негромко спросил он жарким, восторженным голосом, опуская ключ в карман. — Ну так я тебя найду…

И Мирнатиус принялся за поиски. Он заглянул за каминную заслонку, под кровать и в шкаф. Он даже подошел к зеркалу — и я отпрянула назад, когда он оказался прямо рядом со мной. Но, к счастью, он лишь проверял, не скрывается ли что-нибудь в стене за зеркалом. Его улыбка мало-помалу гасла. Мирнатиус раздвинул занавески. Однако же спальню для меня он выбирал весьма осмотрительно: тут было одно-единственное маленькое окошко, и то наглухо закрыто.

Лицо Мирнатиуса исказилось от бешенства. Я обняла себя обеими руками, холод немилосердно кусал меня, а царь тем временем буйствовал в моей спальне. Наконец он остановился — растерянный и разгневанный; скривившись, он сжимал в руках обрывки балдахина с моей кровати, а по всей комнате валялась перевернутая мебель.

— Где же ты?! — завизжал Мирнатиус скрипучим, каким-то пугающе нечеловеческим голосом. — Появиться ты должна! Ты отныне мне жена! — И он топнул ногой с такой силой, что громоздкая резная кровать вздрогнула. — А не то твою родню изведу я на корню! Если выйдешь сейчас, я тебя не трону… — добавил он неожиданно вкрадчиво, будто решил, что я ему поверю. Царь подождал еще мгновение и, поняв, что я не появлюсь, предался приступу неукротимой ярости. Он больше не искал — только громил, ломал и рвал, как бешеный зверь, крушащий все вокруг и себя самого заодно.

Царь долго не унимался, но потом издал свирепый вопль, повалился на пол и забился в припадке. С минуту он колотился о пол, корчился, на губах выступила пена, а потом внезапно обмяк и замер с полуоткрытым ртом. Его невидящий взгляд, казалось, был обращен прямо на меня. Я тоже смотрела на него — и так прошло несколько томительных минут. Наконец Мирнатиус заморгал.

Он свернулся калачиком и поднялся сначала на колени, потом, морщась, кое-как встал на ноги. Изорванная одежда лохмотьями свисала с плеч. Он обвел взглядом поломанную кровать и спальню, где устроил весь этот кавардак. Алчный огонь в его глазах погас; взгляд у него был настороженный и потерянный.

— Ирина! — нерешительно позвал он. Он даже приподнял изорванное покрывало и заглянул под него — вдруг я между делом как-то туда проскользнула. Уронив край покрывала, он направился к окну и снова внимательно осмотрел его, видимо позабыв, что он уже это проделал каких-то несколько минут назад.

Все с тем же недоуменным выражением на лице Мирнатиус прошагал через спальню к камину и заговорил с ним, словно ожидая, что тот ему ответит:

— Ну вот, теперь тебя нет, а мне что прикажешь делать? Дочь герцога! И даже тела не осталось! Что ты такое творишь! Что с ней сталось?

Пламя вскинулось вверх — высоко, исступленно — и метнуло в спальню целый сноп искр. Мирнатиус даже внимания не обратил; крошечные ожоги там, где искры попали ему на кожу, мигом затянулись.

— Найди ее! — Голос у огня оказался трескучий, шипящий, жадный. — Верни ее!

— Вернуть? — переспросил Мирнатиус. — Так ее тут не было?

— Дай ее мне! — прошипел огонь. — Я получу ее! Найди мне ее!

— О, великолепно. Она, должно быть, подкупила стражу и была такова. А от меня-то тебе что нужно? К чему эта женитьба на единственной в мире девице, готовой сбежать из-под венца? Мне и так придется повозиться с ее папочкой. Попробуй-ка задобри его после трагического несчастного случая с его дочкой. Но теперь, когда она исчезла, задача куда как осложняется!

— Убей его! — протрещал огонь. — Раз родня ей помогла, всю родню спали дотла!

Мирнатиус раздраженно отмахнулся:

— Вот еще глупости. Если на то пошло, герцог был счастлив препоручить мне дочь. С какой стати ему устраивать Ирине побег? Нет, она сбежала сама. Теперь уж она наверняка в соседнем королевстве. Или в монастыре — что, согласись, было бы мило.

Огонь зашипел, будто на горячие угли плеснули воды.

— Старуха все знает, пошли за старухой, — выговорил он. — Коль старуха будет здесь, разузнаю все как есть.

Мирнатиус недовольно скривился:

— Да-да, хорошо. За ней можно послать, но ее привезут через день. А тем временем из-за тебя мне придется объясняться со всем честным народом. Ведь моя возлюбленная женушка куда-то сгинула посреди ночи. А этот восхитительный разгром? Чтобы здесь прибрать, мне нужен месячный запас силы, имей в виду. И мне все равно, что ты прогоришь.

Пламя взметнулось вверх так неистово, что заполонило весь камин и ринулось в трубу; оранжевый отсвет плясал на лице царя, но тот невозмутимо стоял скрестив руки. И вот огненная лента неохотно вырвалась из камина и потянулась к царю. Мирнатиус закрыл глаза и, запрокинув голову, раскрыл губы, а огненная струйка, щелкнув как хлыст, нырнула ему в рот. Его тело засветилось изнутри, и на мгновение я разглядела внутри его какие-то причудливые очертания и странные линии, змеившиеся под кожей.

Мирнатиус стоял напряженный, трепещущий под струей пламени. Наконец огненная лента окончательно оторвалась от камина и исчезла во рту у царя. Свет внутри его медленно угас. Мирнатиус открыл глаза; он покачивался точно пьяный, в каком-то бессильном исступлении, разрумянившийся, похорошевший.

— Аххх, — выдохнул он.

Огонь, только что бушевавший в камине, улегся.

— Дай мне ее, дай… — трескуче нашептывал он, но уже еле слышным, тлеющим голосом. — Я голодаю, я жажду… — Огонь померк и стих, в золе остались только горячие угли.

Мирнатиус повернулся к спальне. Он смотрел из-под полуприкрытых век и слегка улыбался. Подняв руку, он повел ею в небрежном широком жесте, и все обломки и щепки от мебели устремились на прежние места, все разорванные нити соткались в прежние покровы и занавески. Все это плясало в воздухе, послушное руке царя. А он смотрел и улыбался — той же самой улыбкой, с которой теребил в грязи мертвых белочек.

Наконец он опустил руку — неторопливо, плавно, словно играл на сцене перед публикой. Комната выглядела так, точно к ней никто не прикасался, разве что какой-то искусный мастер: резьба на спинке кровати сделалась более замысловатой, на покрывале появилась вышивка зеленой, серебряной и золотой нитями, и такая же вышивка украсила занавески. Мирнатиус удовлетворенно оглядел спальню и удалился, что-то напевая себе под нос. Он поглаживал кончики пальцев, как будто все еще ощущал ту силу, что вселилась в него.