С Джей-Джонс - Зимняя песнь [litres]

Я залпом опорожнила сосуд; гоблины радостно заулюлюкали. Вино обожгло мне рот и глотку, испачкало платье. Перед глазами все поплыло, на мгновение я испугалась, что меня стошнит.

Множество глаз следило за моей реакцией. Я сделала глубокий вдох, расправила плечи и улыбнулась. Если, конечно, это можно назвать улыбкой. Скорее, это была гримаса, означавшая, что справилась с испытанием. Я щерилась, как загнанная в угол собака, и почти рычала.

Толпа дружно возликовала, выразив одобрение воплями и гиканьем. После этого гоблины принялись тереть свои длинные цепкие пальцы, издавая сухой шелест, похожий на шум ветра в ветвях деревьев. В отличие от людей, они не аплодировали, и, слушая эти неприятные звуки, я подавила дрожь отвращения. Глаза Короля гоблинов, затененные капюшоном, скользнули по моим перепачканным губам и пятнам на платье. Я ответила дерзким взглядом, впервые ощущая в себе смелость.

– Присоединимся к общему празднику, моя королева, – сказал он, склонив голову набок, и подал мне бледную изящную руку. Ладонь была сухой и прохладной, а прикосновение к его коже заставило мое сердце биться чаще.

Внезапно Король гоблинов схватил меня и увлек на середину пещеры. Грубые, визгливые наигрыши звучали без остановки, и мы влились в толпу пляшущих. Ни заученных па, ни положенных светских разговоров – мы просто отдались музыке. В моих жилах бурлило вино, и я самозабвенно танцевала среди гоблинов, которые обнимали, целовали меня и всячески демонстрировали свое обожание. Я переходила из рук в руки, от одного гоблина к другому, и всякий стремился урвать частичку моей жизни, моего пламени. Я была их королевой, жертвенным агнцем на алтаре, и они воздавали мне почести, предлагая самих себя и свои дары, напитки и угощение: жареное мясо, только что снятое с огня, лопающиеся от сока персики, сливы, и, конечно, вино в таком изобилии, что оно текло по каждому подбородку.

Посреди этой безумной круговерти я потеряла Короля гоблинов. Я хотела его, нуждалась в нем, однако нигде не могла найти. Меня охватила паника. Словно волки, почуявшие свежую кровь, гоблины взяли меня в кольцо, стали наскакивать, щипаться и кусаться. Я чувствовала себя оленем, которого загоняют охотники. Мой страх распалил преследователей до крайности. Я кричала, когда их пальцы-крючья рвали мое платье, фату, дергали меня за волосы, но страшилась не того, что окажусь обнаженной. Я чувствовала, что жизнь покидает меня, что я слабею, таю и растворяюсь, а гоблины высасывают из меня эмоции, напитываются ими и разбухают, делаясь все сильнее и больше, больше, больше .

– Не надо, – прошептала я, но этот протест остался незамеченным. – Не надо…

Мои подданные, охваченные жаждой крови, жаждой человеческой жизни, которую им удалось захватить, меня не слышали.

– Хватит! – крикнула я громче. – Прекратите! Желаю, чтобы вы оставили меня в покое!

Эхо разнесло мой голос над сводами пещеры. Всякое движение моментально прекратилось, гоблины оцепенели, словно приросли к земле. Их физиономии по-прежнему были искажены, конечности окаменели в хватающих жестах. Шевелились лишь круглые черные глаза, да вздымались при вдохе и выдохе уродливые грудные клетки.

Я шла сквозь толпу гоблинов, но ни один из них даже не колыхнулся, подчиняясь моему велению, и только их взгляды следовали за мной на всем пути через пещеру. Кто-то замер с кувшином в руке, вино из которого уже переполнило края чаши и теперь лилось на пол, кто-то застыл, вонзив зубы в окровавленный кусок оленьего мяса, кто-то окаменел в нелепой позе посреди буйной, дикарской пляски.

Из любопытства я ткнула одну из фигур. Плоть мягко подалась, мои пальцы не встретили никакого сопротивления. Я ущипнула того же гоблина за руку, причем довольно сильно, и вновь – ни звука, ни вскрика, ни гримасы, лишь слегка напрягся рот. А затем я без всякого предупреждения толкнула неподвижную карикатуру, вложив в толчок всю свою злость.

Гоблин тотчас повалился на своих соплеменников, опрокидывая их, точно кегли в боулинге. Я расхохоталась и сама не узнала собственный смех – высокий, пронзительный, злорадный, похожий на хохот сумасшедшей. Я хохотала, как одна из них .

Мой смех разрушил чары, удерживавшие гоблинов на месте. Фигуры посыпались на пол, сбивая друг дружку; звон бьющейся посуды и лязг падающих столовых приборов звучал еще резче на фоне резкого, возбужденного хохота гоблинов. И моего.

Я обвела взором свои владения. Хаос. Варварство. Разруха. Я всегда сдерживалась, всегда боялась выйти за рамки. Теперь мне хотелось стать больше, ярче, лучше; быть хитрой, капризной и злобной. До сего момента я не знала пьянящей сладости внимания . В верхнем мире, людские взгляды и сердца неизменно тянулись к Кете и Йозефу: Кете привлекала своей красотой, Зефф – талантом. Я же оставалась в тени, забытая и никому не нужная, – серая мышь, убогая дурнушка, бездарность. А здесь, под землей, меня считали солнцем, вокруг которого вращаются планеты, центром вселенной. Юная Лизель была замухрышкой, бесталанной и покорной, взрослая Элизабет стала владычицей.

На другом конце зала я узрела своего короля. Он стоял в стороне от толпы, в полумраке теней. Казалось, о нем тоже почти забыли. Сегодняшняя ночь – моя брачная ночь – целиком посвящалась мне. Я – средоточие мира гоблинов, их воскресительница, их королева. И тем не менее, какая-то часть меня желала, чтобы восхищенные мною подданные разом исчезли, чтобы я осталась наедине со своим супругом и стала предметом его восхищения, центром его мироздания. Внимание, власть и вино освободили меня от всех комплексов, и теперь я была готова признать, как сильно вожделею Эрлькёнига.

Меня влекло к нему всегда, даже когда он был лишь призрачной фигурой из сказок Констанцы, и уж тем более после того, когда он стал моим товарищем по играм в Роще гоблинов. Как я могла забыть об этом? Я знала это лицо, эти глаза, это телосложение. Я знала, как его губы растягиваются в одобрительной улыбке, как в моменты радости поблескивает его взор, а в уголках глаз появляются мелкие морщинки. Я видела, как эти пальцы скользят по воображаемому грифу, а рука держит невидимый смычок, и я делила с ним свою музыку. Я замечала, сколь внимательно он разглядывает меня, а теперь и понимала, отчего ему удается так тонко и точно передавать мое творчество. Он был знаком мне так же хорошо, как мой собственный голос.

Вокруг визжала, сквернословила и верещала толпа гоблинов, сыпавших грубыми шутками и непристойностями. Щеки мои пылали от смущения, однако я высоко подняла голову и встретилась взглядом с моим королем. И хотя чары, сковавшие гоблинов после того, как я произнесла магическую фразу «я желаю», рассеялись от моего хохота, Король гоблинов по-прежнему стоял в оцепенении, бессильный перед моей властью. Я широко улыбнулась и представила, как растут и заостряются зубы у меня во рту, превращая улыбку в хищный оскал.