С Джей-Джонс - Зимняя песнь [litres]

– Спасибо. – Кете на моем месте ответила бы на комплимент озорной улыбкой или фривольной шуткой, но я ведь не Кете, а некрасивая, лишенная такта и обаяния, прямая и резкая Лизель. Нет, не Лизель – Элизабет. Некрасивая, честная, прямая и талантливая Элизабет. Я приняла слова мужа как истинный дар, каковым они и являлись, и впервые не испытала при этом боли.

Прошло немало времени – часов? минут? – и вот первая часть произведения, которое я уже мысленно окрестила сонатой Брачной ночи, была готова. Несмотря на гнев и ярость, звучащие в каждой ноте, я сочинила ее в до мажоре. Основная мелодическая нить и почти вся опорная структура были мне ясны. Я исполнила законченную часть на клавире, чтобы услышать написанное полностью, и поняла, что передать основную тему и аккомпанемент, ограничиваясь двумя руками, не удается. Инстинктивно я потянулась за помощью к Йозефу, но брата рядом не было.

Сердце пронзила резкая боль, как будто в него с размаха вонзили кинжал. Охнув, я прижала руку к груди, зажимая рану. Я не сомневалась, что, убрав ладонь, увижу на ней кровь, однако никакой крови не было.

– Элизабет! – Король гоблинов бросился ко мне.

– Все хорошо, – отдышавшись, успокоила я. – Со мной все хорошо. – Стряхнув с себя его заботливые руки, я вяло улыбнулась. – Так, кольнуло. Сейчас пройдет.

Лицо Короля гоблинов было непроницаемо и напоминало застывшую маску – такую же, как у любого из его подданных.

– Тебе стоит отдохнуть, – сказал он.

Я покачала головой.

– Нет, пока не могу. Я должна услышать это целиком, в законченном виде. Только вот, – я выдавила из себя улыбку, – мне не хватает еще одной пары рук.

Выражение его лица смягчилось.

– Если… если хочешь, я могу помочь тебе. С музыкой.

Я изумленно уставилась на него. Король гоблинов отвернулся.

– Ладно, не обращай внимания, – поспешно добавил он. – Глупая идея. Забудь. Я не хотел тебя обидеть и…

– Хорошо.

Он вскинул голову и посмотрел мне прямо в глаза.

– То есть, да, можешь, – поправилась я. – Пожалуйста, помоги, – сказала я, уловив его замешательство. – Я хочу послушать, как это звучит в исполнении скрипки.

Король гоблинов еще секунду сверлил меня взглядом, затем моргнул.

– Твое желание для меня закон, Элизабет. – Он улыбнулся. – Я всегда говорил, что ты обладаешь властью надо мной.

Элизабет. Я снова стала Элизабет, и от того, как он произнес мое имя, у меня внутри всколыхнулась волна желания.

– Как угодно, Элизабет, – сказал он мягче, – как угодно.

Все изменилось. С той ночи, когда Король гоблинов сломал мои границы и явил меня миру, воздух между нами был заряжен безмолвным чувством. Он создал меня заново, вылепил своими руками; достиг самых сокровенных моих глубин, и оттуда хлынула музыка.

Теперь я понимала, что значит быть осененной божественным огнем. Отныне наши вечера напоминали горячечные галлюцинации: мы сочиняли, сочиняли и сочиняли, не отвлекаясь ни на что другое. Я перестала замечать ход времени: вчерашний день был и сегодняшним, и завтрашним, часы текли по замкнутому кругу, закольцовывались, подобно Уроборосу. Я горела изнутри и более не нуждалась в человеческой пище, чтобы поддерживать силы. Сон, еда, питье для этого не годились, я черпала энергию только в музыке. Музыка и Король гоблинов служили мне источниками жизни. Ноты были моей амброзией, поцелуи – нектаром.

– Еще, – потребовала я после того, как мы в седьмой раз сыграли первую часть сонаты Брачной ночи. – Заново!

Над этим произведением мы трудились много часов, я и мой муж. При каждом исполнении я слышала, улавливала, понимала что-то новое. В музыке. В себе. Начало, бурлящее яростью и отчаяньем бессилия, переходило в безудержную страсть, при этом в музыке присутствовало и чувство радости. Allegro , указала я. Первую часть до́лжно играть скоро. Живо. Весело.

– Заново? – переспросил Король гоблинов. – Дорогая, может, с тебя уже достаточно музыки?

Он утомился. В его исполнении чувствовался страх, страх и усталость. Я измотала его, как и себя. Но мне было все равно, останавливаться я не собиралась. Клетка, в которой было заперто мое сердце, распахнулась, я вылетела. Впервые в жизни я обрела свободу, и моя душа парила. Мне казалось, что я играю, сочиняю и даже думаю ужасно медленно; разум обгонял пальцы, ошибки и неверные ноты вызывали у меня и смех, и слезы. Еще, я хотела еще и еще. Если грехом Люцифера была гордыня, то меня терзала неутолимая алчность. Еще, еще, еще. Мне было мало, и насытиться я не могла.

– Нет, – отрезала я. – Музыки не бывает достаточно.

– Сбавь темп, Элизабет, – со смехом сказал Король гоблинов. – За тобой сам Господь не поспеет.

– Пусть старается. – Кровь бурлила у меня в жилах. – Я обгоню даже Его ангелов.

– Ах, дорогая, – Король гоблинов опустил руки, давая им отдых. – Будь по-твоему. Первая часть просто восхитительна.

Я улыбнулась. Моя соната восхитительна. Я восхитительна. Нет, я несокрушима.

– Согласна, – кивнула я. – И может стать еще лучше.

Руки тряслись, кончики пальцев горели. Меня переполняло возбуждение, как гончую перед охотой. Еще разок, всего разок.

Заметив мое состояние, Король гоблинов нахмурился. Я рывком убрала руки с клавиатуры и спрятала их в юбках.

– Элизабет, хватит.

– Но ведь еще столько много нужно сделать, – запротестовала я. – С темой все хорошо, а вот над пассажами в середине… ой!

На белые клавиши упала капля крови. Недоумевая, я стерла ее, и тут мне на руку упала вторая капля, третья, четвертая. Подбежавший Король гоблинов прижал к моему носу платок. Кровь пропитывала белоснежную ткань с тревожной быстротой, расцветая алым цветком. Внезапно мир исчез, время остановилось. Быстроногий олень моих мыслей, скакавший по лесу разума, оступился и рухнул на землю. Кровь?

– Отдыхай. – Приказ, произнесенный ласковым тоном.

Король гоблинов хлопнул в ладоши, и рядом с ним возникли Веточка и Колютик. Первая держала в руке бокал, вторая – бутыль с янтарной жидкостью. Мой муж наполнил бокал и молча протянул его мне.

– Что это? – спросила я.

– Бренди.

– Зачем?

– Пей.

Я поморщилась, но сделала глоток. Обжигающий напиток растекся внутри и согрел сердце. Король гоблинов внимательно наблюдал за мной, пока я не осушила бокал.