Абрахам Меррит - Корабль Иштар (сборник)

- Хэлло, Киркхем, - сказал он. - Я не хотел прерывать ваш сладкий сон. Но не желаете ли вы позавтракать со мной, а потом совершить небольшую прогулку верхом? У нас есть несколько отличных лошадей. Да и жалко терять такое замечательное утро.

- Прекрасно, - ответил я. - Буду готов через десять минут. Как мне вас найти?

- Позвоните Томасу. Я буду ждать. - Он повесил трубку.

Яркие солнечные лучи заливали комнату. Я взглянул на часы. Было почти одиннадцать. Получалось, что я сладко проспал около семи часов. Я позвонил Томасу.

Крепкий сон, купание и яркий солнечный свет были так прекрасны, что тень Сатаны отступила куда-то бесконечно далеко за пределы этого мира. Насвистывая, я немного виновато подумал, что Ева, возможно, тоже чувствует себя замечательно. Слуга принес мне, как сказал бы Баркер, классный прикид для верховой езды. Он проводил меня в прекрасную старинную залу, выходящую на широкую зеленую террасу. Там за маленькими столиками уже завтракали великолепно одетые милые люди. Человек двенадцать или немного больше. С некоторыми из них я уже встречался накануне вечером. В дальнем углу я увидел Конзардине и присоединился к нему. Это был самый приятный завтрак, в котором я когда-либо участвовал. Казалось, ничто на этой земле не волновало Конзардине. Его несколько сардонический тон очень оживлял беседу. Наш разговор, однако, был невероятно далек от посещения Евиных апартаментов. Настолько далек, что дальше и быть не могло. Конзардине ни разу не упомянул об этом. Следуя его примеру, промолчал и я.

После завтрака мы отправились прямо на конюшню. Конзардине выбрал могучего черного мерина, радостно заржавшего при его появлении. Я оседлал элегантную чалую кобылку. Свежие лошади скакали легким галопом по дорожкам, проложенным среди дубов и сосен. Время от времени мы встречали охрану, которая при виде Конзардине вытягивалась по стойке смирно и отдавала ему честь. Ехали молча.

Неожиданно лес отступил. Конзардине натянул поводья. Мы остановились на голой вершине небольшого холма. Внизу на сотни ярдов простирались сверкающие воды залива.

Примерно в четверти мили от берега дрейфовала великолепная яхта, около двухсот футов длиной и не более тридцати шириной. Яхта сияла белизной, металлические детали оснастки сверкали на солнце золотом.

- «Херувим», - сухо обронил Конзардине. - Это яхта Сатаны. Он назвал ее так потому, что она выглядит такой чистой и невинной. Однако для нее есть куда более подходящее название, правда, неприличное. Между прочим, она может развивать тридцать узлов в час.

Я перевел взгляд с яхты на мощный причал, вдававшийся с берега далеко в море. Маленькая флотилия катеров и быстроходных моторных лодок собралась вокруг него. Почти у самой кромки воды среди деревьев приютился построенный в старинном стиле домик для отдыха во время прогулки.

Я проследил за изгибом берега. В нескольких сотнях футов от пирса громоздились огромные скалы, точнее гигантские валуны, оставленные здесь ледником, некогда покрывавшим эти места. Я внимательно пригляделся к ним.

На одном из валунов в черном плаще со скрещенными на груди руками стоял Сатана, любуясь сверкающей на солнце яхтой. Я тронул Конзардине за руку.

- Посмотрите, - прошептал я, - Сата… - Я осекся. На камнях никого не было. Я обшарил взглядом другие валуны, на них тоже никого не было. В мгновение ока Сатана исчез.

- Что вы увидели? - спросил Конзардине.

- Сатану, - ответил я. - Он стоял вон на той скале. Куда он мог подеваться?!

- У него там подземный ход, - равнодушно проговорил Конзардине. - Тоннель тянется от большого дворца к берегу.

Он повернул обратно к лесу. Я последовал за ним. Через час с четвертью мы выехали на прелестную лужайку с весело журчащим ручейком. Конзардине спешился и перебросил поводья через голову своего черного коня.

- Я хочу поговорить с вами, - сказал он.

Я отпустил свою чалую и сел рядом с Конзардине.

- Киркхем, вы до основания разрушили мой мир, - резко начал он. - Вы посеяли во мне ужасные сомнения. Среди нескольких основных принципов, на которых я строил свою жизнь, первым был: игра Сатаны - честная игра. А теперь я не могу в это верить.

- Выходит, вы не доверяете свидетельству Баркера? - спросил я.

- Говорите прямо, Киркхем, - холодно бросил он. - Вы подразумеваете, что Сатана, пряча под плащом руки, управляет счетчиком со своего черного трона. Если это так, то Баркер, обследуя совершенно другой механизм, никогда этого не заподозрит. Вы сами знаете это. Говорите прямо, прошу вас.

- То, что Баркер может ошибаться, приходило мне в голову, Конзардине, - ответил я. - Но мне хотелось, чтобы вы сами об этом подумали, без моей подсказки. Я и так довольно много вам сказал,

- Слишком много или не очень много, - покачал головой он, - но вы посеяли во мне сомнения. И вы должны избавить меня от них.

- Что вы имеете в виду?

- Я имею в виду, что вы должны выяснить правду. И либо вернуть мне веру в Сатану, либо превратить мои сомнения в уверенность.

- А если произойдет последнее? - ехидно начал я.

- Вы нанесете ему гораздо более сильный удар, чем сможете сделать ножом или пулей. Вы уже будете не один бороться против Сатаны. Это я вам обещаю.

Голос Конзардине звучал хрипло. Рукоятка кнута неожиданно треснула, сжатая его сильной рукой.

- Конзардине, - мягко начал я, - почему вас так волнует, что игра Сатаны - обман? Насколько я понимаю, вы ближайший к нему человек. И как вы сами говорили, служба у него дает вам все, чего вы желаете. А еще вы рассказывали, что он скрывает вас от закона. Какая же вам разница, честная это игра или нет?

Он сжал мое плечо так, что я поморщился от боли.

- Потому что Сатана приговорил меня к смерти.

- Вас?! - недоверчиво воскликнул я.

- Восемь лет, - продолжал он, - тяготеет надо мной эта угроза. Восемь лет он изводит меня, как ему заблагорассудится. То дает понять, что исполнение приговора близко. То полуобещает отменить приговор и дать мне еще одну попытку. Киркхем, я не трус, но все же смерть вселяет в меня ужас. Если бы я был уверен, что жизнь продлится в другой форме, я встретил бы смерть спокойно. Но я знаю, что это будет бесконечная темнота, забвение, прекращение всего. Что-то во мне восстает против этого, восстает со смертельным ужасом и отвращением. Киркхем, я люблю жизнь.

Однако, если игра была честная, Сатана имеет на это право. Но если здесь кроется обман, значит, все восемь лет он забавлялся мною. Сделал из меня шута и насмехался надо мной. И, смеясь, будет смотреть, как я, не сопротивляясь, пойду на смерть, которую он выберет, потому что я должен верить, будто к этому меня обязывает моя клятва.

А этого, Киркхем, уже нельзя терпеть. И я этого не потерплю. И никто не потерпит. Я видел многих мужчин и женщин, которые поднимались по ступеням, рискуя всем, поверив слову Сатаны. И я видел, как некоторые из них пошли на смерть так же спокойно, как пошел бы и я. И их честь, как и моя, коренится в бесчестье? Другие не выдерживали: плакали и выли, как Картрайт. А Сатана смеялся. А еще больше таких, как я, живущих с согласия Сатаны. И все это благодаря’ мошеннической игре?! Если это так, Киркхем, этого нельзя больше терпеть! Нельзя больше терпеть!