Патриция Маккиллип - Мастер Загадок [трилогия]

— Так сам ему об этом и скажи, — упрямо произнес Дуак. Под королевским взглядом он притих и сел, ухватившись за подлокотники, как если бы от них он пополнял запасы своего терпения. — Может быть, ты все-таки объяснишь так, чтобы я понял? Руд только что получил Красную Степень, и если там останется, то получит Черную куда более молодым, нежели любой из ныне живущих Мастеров. Он сделал немалые успехи и заслуживает гораздо большего.

— В мире куда больше загадок, чем в книгах, укрытых за стенами училища в Кэйтнарде.

— Да. Я не обучался искусству загадок, но мне сдается, что и ты не сумеешь с ходу разгадать любую из них. Так чего же ты от него хочешь? Чтобы он наудачу, точно князь Хеда, отправился к горе Эрленстар?

— Нет. Он нужен мне здесь.

— Зачем, во имя Хела? Ты собрался умереть или что-то еще?

— Дуак, — прошелестела Рэдерле, но брат упорно ждал ответа короля. Затем Дуак поднялся — Мэтом продолжал хранить молчание — и, прежде чем захлопнуть за собой дверь, рявкнул, да так, что, казалось, загромыхали камни:

— Клянусь костями Мадир, хотел бы я заглянуть в торфяное болото, которое ты называешь разумом!

Рэдерле вздохнула. Она взглянула на Мэтома, который и в своем богатом одеянии казался непроницаемо-черным, словно проклятие волшебника под лучами солнца.

— Я готова возненавидеть весну. Я не требую, чтобы ты объяснил мне все на свете, но почему я не могу навестить Мару Крэг, пока Кин Крэг здесь, на совете?

— Кто был Танет Росс и почему он играл на арфе без струн?

С мгновение она стояла, силясь выудить разгадку из полузабытых часов состязаний в хитрости. Затем повернулась и, прежде чем еще раз хлопнула дверь, снова услышала голос отца:

— И держись подальше от Хела.

Рэдерле нашла Дуака в библиотеке, тот глядел в окно. Она встала рядом, опершись о подоконник и глядя вниз на город, который плавно сбегал по склону и рассыпался у гавани. Туда с утренним приливом входили торговые корабли, их цветные паруса никли на мачтах, точно усталые вздохи. Рэдерле увидела белые с зеленым паруса кораблей Данана Исига, привозивших всевозможные диковинные вещи с горы Исиг; и в ней пробудилась надежда, что из северного королевства пришли вести куда более ценные, чем корабельный груз. Рядом с ней шевельнулся Дуак: покой древней библиотеки с запахами кожи, воска и железа старых щитов вернул ему самообладание. Он тихо сказал:

— Он самый упрямый, своевольный и невыносимый человек в Трех Уделах Ана.

— Знаю.

— Что-то творится в его голове: что-то клокочет за его взглядом, точно недоброе колдовское зелье… Меня это тревожит. Ибо если бы дело дошло до выбора между шагом в бездонный колодец вместе с ним и прогулкой по яблоневым садам с Владетелями Ана в лучшую его пору, я бы закрыл глаза и шагнул. Но что он думает?

— Не знаю. — Она уткнула подбородок в ладони. — Не знаю, но почему-то он хочет, чтобы все мы сейчас были дома. Я его не понимаю. Я спросила, почему мне нельзя уехать, а вместо ответа услышала: «Почему Танет Росс играл на арфе без струн?»

— Кто? — Дуак взглянул на сестру. — Как могло… А почему он играл на арфе без струн?

— По той же причине, по которой он ходил пятясь и брил голову вместо бороды. Без всяких причин, не считая того, что не было никакой причины. Он был печальным человеком и умер пятясь.

— О…

— Он шел пятясь без всякой причины и упал в реку. Никто никогда его больше не видел, но предполагалось, что он умер, так как не было причин…

— Хватит, — кротко запротестовал Дуак. — Ну ты и горазда плести.

Она улыбнулась:

— Вот видишь, чего тебя лишили, ибо тебе не предназначен брак со Мастером Загадок. — Тут ее улыбка угасла; она склонила голову и принялась исследовать трещину в старой штукатурке. — Я чувствую, как если бы ждала, что некое чудо явится с севера, вырвавшись с вешними водами из-под власти зимы… Затем я вспоминаю сына земледельца, который, бывало, подносил раковины к моим ушам, так что я слышала голос моря, и, Дуак, тут-то я и начинаю за него бояться. Он так давно исчез. Целый год от него не приходило ни весточки, и никто в Обитаемом Мире не слышал даже обрывка песенки, сыгранной арфистом Высшего. Разумеется, Высший ни за что не стал бы так долго удерживать Моргона вдали от его земель. Думаю, с ними что-то случилось на Исигском перевале.

Дуак попытался утешить ее:

— Насколько известно, землеправление ни к кому от Моргона не перешло. — Но Рэдерле лишь беспокойно вздрогнула.

— Но тогда где он? Мог хотя бы послать вести на Хед. Торговцы говорят, что всякий раз, когда они заходят в Тол, Тристан и Элиард там, у причала, ждут новостей, надеются. Ведь даже из Исига, где чего только с ним ни случалось, ему удавалось писать. Еще говорят, у него на руках шрамы, точно следы рогов тура, и он научился превращаться в деревья…

Дуак взглянул на свои руки, как будто ожидал, что увидит на них белые полумесяцы шрамов.

— Я знаю… Проще всего было бы отправиться к горе Эрленстар и вопросить Высшего, где он. Сейчас весна. Перевал должен быть открыт. Элиард мог бы туда податься.

— И покинуть Хед? Он земленаследник Моргона, его никто не отпустит.

— Возможно. Но говорят, что упрямство жителей Хеда велико, как носы ведьм. Ему бы удалось… — Внезапно он перегнулся через подоконник и повернул голову в сторону далекой двойной колонны всадников, скакавших лугами. — А вот и они. При полном параде.

— Кто это?

— Не могу… голубое. Голубое с черным у свиты. Значит, это Кип Крэг. И похоже, он повстречал кого-то в зеленом…

— Людей из Хела.

— Нет. Зеленое с кремовым. И свита очень маленькая.

Рэдерле вздохнула:

— Мап Хвиллион.

Когда брат ушел, она осталась у окна, следя, как всадники рассеиваются среди ореховых садов, мельтеша в кружеве нагих черных ветвей. Они вновь появились близ старой городской стены, чтобы въехать в город по главной дороге, которая извивалась и петляла через рынок меж высоких старых домов и лавочек, окна которых походили на вылупленные глаза и были полны любопытствующих. Ко времени, когда всадники скрылись в городских воротах, девушка приняла решение.

Три дня спустя она сидела подле свинарки владетеля Хела под дубом, плетя сеть из травы. День был безмятежен, повсюду раздавалось фырканье и брюзжанье огромного хелского свиного стада, бродившего среди перепутанных корней и теней дубравы. Свинарка, которую никто и никогда не затруднялся называть по имени, в раздумье курила трубку. Это была высокая костлявая раздражительная тетка с длинными спутанными седыми волосами и темно-серыми глазами. Она ухаживала за свиньями с незапамятных времен. Насколько им удалось определить, они с Рэдерле приходились друг другу родней через колдунью Мадир. Великий дар свинарки касался ее занятия и питомцев; с людьми она была резка и застенчива, но прекрасная пылкая Кионе унаследовала от Мадир тягу к свиньям и подружилась с этой неразговорчивой свинаркой. Впрочем, даже Кионе не открылось то, что познала Рэдерле: мудрость, которую свинарка также унаследовала от Мадир.