Елена Асеева - Веремя странствий [СИ]

— Чавось прилучилося Борила?

— Надоть отседова уходить, — тихонечко ответствовал отрок, и, оторвав взгляд от синих, коловидных ободов трепещущихся на воде, перевёл евось на воина.

— Чё так? — унезапно вопросил Былята лежащий посторонь почитай, шо у ногах мальца, да открывая очи, широкось зевнул.

— А тагось дядька Былята, шо тока зрел я духа Берегиню, — молвил мальчонка, созерцая лесны дали и стараясь углядеть како-нить там движение. — И вона мне гутарила, шо шишуги, те каковые есть жители энтого краснолесья, вельми не любять чужаков усяких. Да сице они их не любять, шо сбираютси напасть на нас, да вдарить дубинами верно по головам… як шибанул мене Гуша, — отрок поднял руку и ощупал поначалу огромный выпуклый бугор на лбу, а опосля такой же большуший шишак на затылке. — И велела Берегиня уходить аки можно шибутней с энтого бору, набравши водицы и затушив костры. Не вуспел Борилка закончить свову молвь, як послышалси пронзительный нарастающий свист, словно ураз засвистели дюже неприятным голосом какие-то птицы, а миг спустя долетел до них далекий слегка различимый хруст веток.

— Шибче, шибче!.. — закричал мальчишечка. — Прытче подымайтись, надоть уходить!.. И не дожидаясь кадыличи растревоженные его гиком воины пробудятси, он подскочил со своей лёжанки, и, схватив небольшой котелок, у котором вчерась грели воду, повбёг к краю озерка, абы зачерпнуть у няё воды. И покуда воины, вскочив со своих мест, иде кочумали ноченькой, у предрассветной серости, спешно, аки и велела Берегиня, собирались. Борил прохладной водицей, из закопчённого котелка, стал тушить костры, разведенны для обугреву, оберегу и приготовление итьбы, кои ночью утак трепетно то Сом, то Любин подкармливали сухими ветвями, а иноредь и сухим мхом.

— Бойчее, бойчее! — торопливо гамил Былята, вслушиваясь у нарастающий гул, будто катившегося чавой-то до зела огромного, да ломающего, крушащего дерева и кусточки. — Крас возьми мово коня, Орёл ты коня Щеко и торопитесь… уходите… Сеслав заграждай Борилушку… Щеко, мы ж покудась собратцы не выйдуть из лесу, будям их прикрывать.

— Неть!..неть!.. — взволнованно воскликнул Борилка, вон ужотко потушил костры, а Любин и Сом засыпали остатки огневища землицей, шо оголил за ночь костерок. — Надоть уходить… туды к ездовой полосе…

Берегиня гутарила там мы будям у надёжности. Мальчоночка схватил поводья, подаваемые ему Сеславом, и дернул на себя порывисто вздрагивающего и тревожно ржущего Крепыша. Да вглядевшись у лесной бор, узрел там бегущих в их направлении, выстроившихся точно у ряд, лобастых шишуг, точь— в— точь похожих на Гушу, размахивающих на ходу у теми самыми здоровенными и крепкими дубинами, которые оставили на голове отрока две боляхные, выпуклые шишки. Шум, хруст ломаемых веток и будто перьломанных надвое огромных стволов, резкий, пронзительный свист нарастали, и путники, вняв доводам дюже глазастого Борилки, схватив под уздцу перепуганных лошадей поспешили вон из лесу. Энто ащё хорошо, шо озерцо находилось недалече от ездовой полосы и малец да воины усё ж успели выскочить из краснолесья на неё, занеже наступающие, позадь бягущих, неприятели, примешивали к хрусту и свисту ищё и рык, плюмканье да хлюпанье, оченно громкое и устращающее. Прерывисто дыша и поглаживая отяжелевшу и разболевшуюся от быстрого бега голову, Боренька прижимаясь ко трепещущему телу Крепыша, пужливо издающему тихое ржание, выскочив на дорогу, первым делом всмотрелси во лесны дали. И на энтов раз не тока вон, но и воины, супровождавши егось, увидали аки не доходя до поросшей травами кромки стёжки, огрождающей лес, остановились на краю хвойного бора шишуги. Поросшие тёмно-бурой шерстью, с выпученными уперёд лбами и подбородками, да вельми некрасиво вывернутыми нижними губами. Шишуги, крепко сжимая у руках мощны дубины, коими дюже сёрдито помахивали у сторону странников, выходить на дорогу, почемуй-то не решались.

— Интересно, — пробачил Борилка да лягохонько поморщилси от острой боли у главе, и поглядев на стоящего подле няго Быляту, вобратилси к няму, — чаво они не выходють на полосу, да не схватють нас туто-ва?

— А чё те Берегиня балякала? — вопросом на вупрос ответствовал Сеслав, як и усе други воины не сводящий взору с кривляющихся ликов шишуг, выворачивающих уперёдь свои безобразны губы, да единожды размахивающих дубинами.

— Вона балабонила, шо на ездовой полосе мы будём в надёжности, — пояснил мальчик, и, несмотря на тревогу, властвующую у его душе, вулыбнулси, узрев як овый из шишуг не нарочно стукнул набалдашником дубины другого по затылку, отчавось вдаренный у то ж мгновение повалилси на оземь. — По дороге надоть трусить до речки Ковыльки, и никудысь не сворачивать ни у лес, ни у луговину… А як минуем по мосточку Ковыльку у там и окончатси земли шишуг, и прекратитьси усяка для нас вупасность.

— Значить вона бачила никудысь не свёртывать со дороги? — перьспросил Ратмир, он стоял позадь отрока, крепко держа у поводу свово рыже-чалого жеребца, который беспокойно перьступал с ноги на ногу, нервно вздрагивал усем телом, а по евось короткой шёрстки пробегала еле видимым лёгким волнением зыбь.

— Агась… калякала никудысь не сворачивать, покуда речку не перьйдём, — повторил Борила и вудивлённо пожал плечьми, точно не понимая чавось должон он казать по нескольку раз одно и тоже.

— У то… сувсем плохо, шо вона так казала, — вступил в разговор Щеко, он и Любин стояли на ездовой полосе, замыкаючи путников. Щеко недовольно покачал головой, сице чё заколыхалися евойны тёмно-пошеничные, сдобренные сёдыми прядями, волосья, а после, перьдав поводья Любину, наклонилси, да протянувши руку перевернул сухой пласт земли, устилающий собой потрескавшуюся на множество частей дорогу. Воин усё ищё не выпрямляясь резко наступил на него подошвой свово сапога и разломил напополам, да тады ж взял отломившийся от цельной части кусок. Неспешно выпрямившись и развернувшись управо, у направлении выкоса поросшего травами, да размахнувшись, Щеко киданул тудыличи кусок оземи. Суха земля издав резкий звук улетела углубь луговины. Она миновала прилично число косовых саженей… може двадцать, а може и паче, да впала у густы, зелёны с жёлтыми кончиками желды, покачивающиеся от незаметного дыхания Бога Летнего ветра Догоды. И тады ж, на какой-то морг наступило отишие, даже шишуги смолкли, а Борила зарящийся у те травяны заросли почувствовал аки тёплы, живительны, солнечны лучи огладили его леву щеку, да нежно прошлись по длинным волосам. Красно солнышко озарило и пыльну дорогу, и наполненный шишугами хвойный бор, и прикоснулось широкими лучами златого света зелёно-пожухлых краев высоких трав и немедля послышалси громкий рык, будто множество ведмедей враз решили огласить рычанием усю округу. Травы, покрывающие елань, мгновенно пришли у движение да заколыхались, по ним пошли махонистыми полосами волны, а звериный рык стал сообща с тем волнением приближатьси к окраине луга, прямёхонько к дороге.