Елена Асеева - Веремя странствий [СИ]

Дэ-к вопосля тогось завязал снурки на котомке, поднялси с одра, подпоясалси, як и положено пред оврингом, и тады ж отправилси ко столу. За столом егось ужо поджидала миса с житней, ломоть хлеба… а ащё Гуша, каковый схрямдил свову долю и тяперича горестно поглядывал на отрока, располагающегося на скамле. Обаче шишуга не решалси выхватить чё-нить из мисы мальчишечки, занеже её ноне вохранял сам дядька Сом, а посему лишь муторно и продолжительно вздыхал, можеть пытаяся обратить на собе разнесчастного внимания, у тем самым выпросив ищё малеша добавки. Сев за стол Борилка, пристроил котомку обок на скамлю, да стал торопливо исть. Он вжесь был не маненьким и понимал… его подняли позжее усех нарочно, шоб он мог отдохнуть подольче. За столом также сидывал Щеко, и малец осмотрев евось скорым взглядом порадовалси тому, шо воин выглядел горазду луче, чем вчерась, и судя по сему не встрадал от жару.

— Что ж я хотел молвить, — принялси балабонить Лепей, углядев, шо отрок стал вкушать снедь. Он восседал на прежнем свовом месте, да придвинув к рукам Быляты два небольших куля, будто обёрнутых зелёными большими листами, и перетянутых сверху тонкой вязкой ветвью, казал, — в одном тюке живица, настоянная на кореньях, для болезного вашего, а в другом хлеб для мальчика.

— Лепей благодарствуем, но для Борюши не надоть…, — начал было старшина воинов.

— Вам может и не надобно, — торопливо ответствовал друд и качнул главой из стороны у сторону отчавось заколыхались евойны тёмно-зелёные волосья. — А мальчику надо… Это Былята не для вас… вы взрослые и так обойдётесь, а он мал ещё… Пускай съест, быть может хлебушек его в стёжке немножечко поддержит.

— Аття тобе дядька Лепей, — откликнулси Борилка, на мгновение прекращая стучать ложкой о мису, и бросил взгляд прям у зелёные, ужесь як и у негось, с карими брызгами очи. Друд ничавось не пробалякал в ответ, тока по-доброму воззрилси на мальчонку, да ласковенько расплылси у улыбке, а немного погодя продолжил калякать:

— У нас в боре не больно холодно… вы его пройдёте дня за два, а как подойдёте к меже земель наших приоденьтесь… Надеюсь у вас есть тёплая одёжа?

— Есть, — за усех разом изрёк Былята, вубирая дарёны кули у свову и Сеславину котомки.

— Вот и ладненько, — произнёс Лепей, да легохонько провёл водной рученькой по свому желтовато-зелёному лику и розоватым устам, точно чавой-то вутирая на них, по-видимому, утак прощаясь со странниками, да перьживаючи за их дальню торенку. — Оно как в землях Цмока очень даже холодновато. Зимой там и вовсе страшные стоят морозы, и дует неустанно суровый Бог Позвизд, одначе и летом никогда не бывает жарко… Позвизд, сказывают друды, любит бывать в тех просторах, осыпает он на те земли со своего охабня ледяные капли дождя, и крупны снежинки… Помню, по— молодости лет, я с братом моим там побывал. Мечтали мы с Рюти обойти по той сторонушке скалисты хребты, да увести друдов отсюда. Только ничего у нас не вышло, скалы те на много, много вёрст уходят воперёд и нет им кажется там конца и края… А мы в дороженьке очень помёрзли, да порешили вернуться обратно… И хотя мы шли по краю наших земель, однако вельми застыли, а вернувшись оба занедужили… Я то в скорости поправился, а Рюти никак… не оправился он, да так и помер… Видимо я покрепче был… может моложе, а может просто такая у меня судьба была сплетена Богиней Макошью… У брата смерть, у меня жизнь… Лепей замолчал и до зела надсадно вздохнул, судя по сему, припоминая былое, да помершего братца кыему Макошь свила таку коротеньку жизть. Токмо у те тяжелёхонькие думки прервал Крас, расправивив свову широку спину, встряхнув тугими, могутными плечьми, вон негромко поспрашал:

— А як же вы тады тутась зимушкой живёте… без одёжы, да пячи?

— Нас огонь обогревает… и ели, — усмехнувшись, ответствовал Лепей и кивнул у сторону очага. — Если сильные морозы, то мы из лачуг не выходим… А так-то у нас кожа на теле более толстая и мы легче, чем вы переносим непогоду… Одначе там куда вы идёте… там намного холоднее, чем в наших лесах… и о том вам должно знать… должно. Борил ужесь доел свову житню и хлеб да со словами благодарности протянул Лепею пусту мису. И стоило токась друду принять её и притулить к стоящей на столе грязной посуде, аки Былята и усе иные путники враз поднялись со скамлей и поклонились хозяину жилища за итьбу, ночлег, лечение да помочь. Лепей также подалси уверх, и, провожаючи гостей, вышел из-за стола, направив свову поступь к дверям лачуги. Воины, промеж тогось, стали сбирать свои вещи, крепя на поясе ножны с мечами, закидывая на плечи котомки, луки и туло.

Гордыня, водин из первых собравшийся у стёжку, подошёл к одру, идеже лежмя леживал евойный брат, и, пристроив сторонь рук тогось ножны с мячом, нежно обнял да напоследок чавой-то шепнул пробудившемуся Ратмиру. Зеленоватый огонёк продолжал плясать на городьбе вскидывая увысь лепестки пламени, да испуская лёгкий перезвон гремушки, и почему— то на чуток стало Борилке, оглядывающему лачугу друда, дюже тоскливо… запечалилась унутри его светлая душенька и томительно сице вздохнула. А Лепей ужотко подошёл к выходу, и, отодвинув руками у сторонку ветви ели открыл доступ к Бел Свету. И немедля из лачуги выступили Былята, Крас и Сеслав, а засим, прогоняя печаль с личика и душеньки, последовал Борилка. Выйдя из жилища друда, мальчик перво-наперво осмотрелси. Было ранее утречко и Асур Ра тока, тока показалси на небосводе, вернее, виднелись евойны злато-солнечные мамаи волы, исполины средь волшебных созданий. Лёгкий ветерок, по-видимому, Догода, проносилси совсем рядышком оттогось колыхались ветви елей, и чуть зримо кланялись их верхушки, а у странников трепетали волосья, стараясь следовать за сынком СтриБога. В поселении никого не зрелось, верно усе ащё почивали, а осторонь Быляты стоял невысокий такой, росту с Борюшу, друд… вэнто безсумления был Липка, сродник Лепея. У Липки зрилась така ж кожа як и у Лепея, желтовато-зелёная, а кора на руках и ногах буровато-серой. Обаче волосы хоть и были короткими, токмо весьма разнились цветом, будучи ярко-жёлтыми, чудилось то лучи красна солнышка одарили евось у таким изумительным сиянием. Глаза Липки боляхные и наполненные голубизной небес, поражали своей глубиной и чистотой… И ваще вэнтов друд был такой раскрасивый, шо не можно було отвесть от негось глаз, утак ладно гляделось лицо Липки, с небольшим, слегка вздёрнутым носиком, с красными выразительными губами. И ежели б не корни, заместо рук да ног, так прямо первый был бы вон у любом людском поселение парень на деревеньке… Вжесь таким вобладал приятным да милым ликом. Лепей выпустив усех из своей лачуги вышел и сам, бережно отпустил ветви елей, и они лягохонько качнувшись, сомкнул проход у жилище.