Ярослав Гжендович - Век бурь и волков

‒ К сожалению, мы не имеем права брать на борт потерпевших кораблекрушение. По этому поводу имеется недвусмысленный приказ Kommando der Unterseeboote ‒ Главного командования подводным флотом.

‒ А я вам еще раз заявляю, что в данный момент вы подчиняетесь не Деницу, а Thulegesellschaft ‒ Обществу Туле. И обязаны слушаться только моих приказов. А а я вам велю: выловить этих людей из воды.

Райнхардт, в полном недоумении глядя на Фордингера, взял в руки микрофон громкой связи. Его трубка давно погасла.

Потерпевших кораблекрушение оказалось девять человек. Их усадили на решетки гретингов в передней части палубы. Райнхардт распорядился вынести для них шерстяные одеяла и приготовить горячий чай. Он не знал, как ему относиться к этим пленникам. Ходил вокруг них, всматривался в их изможденные лица, слипшиеся от нефти волосы, потрескавшиеся от соли, покрытые струпьями губы. До сих пор он старался не думать, что воюет не только с кораблями ‒ огромными, двигающимися на горизонте левиафанами, одетыми в шкуру из склепанных листов стали. Потому вид дрожащих, потерпевших кораблекрушение людей, казался ему невыносимым. Слишком легко было разделить их участь. А потом день за днем дрейфовать в океане, медленно умирая, зависнув над бездной в этих полусгнивших пробковых жилетах. Райнхардт не мог заставить себя посмотреть им в глаза.

‒ What ship? ‒ спросил он наконец.

Пленники не отвечали, лишь смотрели на него большими, слезящимися, как у косули, глазами.

‒ 'Millehaven Lady', sir! ‒ неохотно отозвался, наконец, один из них.

‒ Мы ведь не можем оставить их лежащими на палубе, ‒ сказал Райнхардт Фордингеру. ‒ Пора начинать погружение.

‒ Поместим их в торпедном отсеке, в самом носу корабля, ‒ заявил тот. ‒ Потеснимся немного. Выдержим несколько дней.

‒ Почему лишь несколько дней? ‒ подумал Райнхардт. ‒ Что будет через несколько дней?

Тем временем, двое из 'близнецов' в одинаковых касках открыли артиллерийский люк и грубо загнали спасенных матросов вниз, в носовой отсек.

‒ Как далеко нам осталось до нашей цели, господин Райнхардт? ‒ спросил Фордингер.

‒ Не слишком, если вы имеете в виду те координаты на север от Исландии, ‒ ответил он.

‒ А вам известно, когда наступит осеннее равноденствие?

‒ Равноденствие? Через пару дней.

‒ В таком случае, постарайтесь, чтобы мы прибыли на место чуть раньше этого срока.

* * *

‒ Вы слышали когда-нибудь об 'Обществе Туле'? ‒ спросил Райнхардт вполголоса, нарезая хлеб.

Главный механик покачал головой.

‒ Судя по названию, это может быть какой-нибудь гимнастический клуб.

‒ Я слышал, ‒ отозвался второй вахтенный офицер. ‒ Моя тетка та еще оккультистка. Абсолютно чокнутая. Покупала всякие брошюры. Германский Орден, Орден Новых Тамплиеров, Хаммербунд и прочее аналогичное дерьмо. Помнится, что-то там было и об 'Обществе Туле'. Такая арийская мистика. Вотан, германские мифы и тому подобное. Всюду у нее дома было полно того дерьма. Кто-то мне говорил, что грофац исключительно этим интересуется. Снизив голос до шепота, он продолжил:

‒ Говорят, все это замышляется как новая религия Тысячелетнего Рейха. Что даже каждое крупное наступление планируют маги и ворожеи…

‒ Тише вы, тише, ‒ пробормотал Райнхардт. ‒ Еще накличите на себя беду. Все из нас уже слышали что-то подобное. Я бы сказал, что это даже очевидно, судя по тому стратегическому гению, который нам здесь постоянно представляют.

Репродуктор затрещал и из него поплыли уже знакомые до отвращения звуки Вагнера.

‒ Если эту пластинку поставят хотя бы еще раз, я буду молиться о глубинной бомбе прямо в рубку, ‒ заявил главный механик.

‒ Что угодно, лишь бы не пение этой дылды.

‒ Кто бы подумал, что я буду тосковать по маршам, которые все время крутил Старик.

‒ Спустя пару дней мы остановимся в самом центре Северного моря, в координатах, которые они мне указали.

‒ Интересно, а что дальше? Высадятся там?

‒ Они погрузили четыре резиновых лодки. Не исключено, что там и высадятся.

‒ А потом на веслах к Северному полюсу?

* * *

‒ Мы находимся в указанном вами месте, ‒ сказал Райнхардт.

‒ Отлично. Когда наступает равноденствие?

‒ Сегодня.

‒ Замечательно. Прошу вас всплыть на поверхность и заглушить двигатели. ‒ Фордингер достал свой кожаный мешочек и извлек из него пять камней, которые разложил на карте. ‒ Замечательно… Если бы вы только могли осознать великое значение этого момента. Еще минута ‒ и мы выиграем войну, господин Райнхардт. Мы и ваш корабль. Не самолеты этого жирного клоуна, не Гиммлер, не танки дивизии 'Гроссдойчланд'. Не пресловутое 'вундерваффе'. А именно наша группа, с вашим скромным участием. В этот миг творится история.

Фордингер был возбужден, как наркоман. У него тряслись руки и срывался голос. Радостно похлопав офицера по плечам, он отправился в помещение центрального поста. И огласил через радиоузел на весь корабль подобную по содержанию, но еще более пафосную речь. Мотористы, офицеры, матросы из центрального поста и артиллеристы ‒ весь экипаж, облаченый в драные нательные рубашки и заношенные до невозможности свитера, застыл на своих местах, судорожно сжимая в ладонях засаленые карты, тупо уставившись в решетки репродукторов. Речь завершилась призывом к команде исполнить трехкратное 'Хайль!', после чего в эфире раздалось пение Евы Левенганг.

Райнхардт сморщившись, как от зубной боли, терпеливо выслушал это выступление почти до конца, затем установил переключатель 'громкой связи' в режим микрофона. ‒ Безусловно, этот 'хайль' самый ошеломительный из всех, которые мне до сих пор приходилось слышать, ‒ подытожил он мысленно.

‒ Продуть балластные цистерны, ‒ сухо приказал он. ‒ Всплываем.

‒ Распорядитесь, чтобы никто не выходил на верхнюю палубу, ‒ потребовал Висман. ‒ Только наша группа, капитан и вы.

Люк отворился со звуком откупориваемой бутылки шампанского, по кораблю промчался порыв ветра, затем давление внутри и снаружи субмарины выровнялось. Райнхардт неторопливо вышел на мостик и закурил трубку.

Дул резкий ветер и море заметно волновалась. Туман осел, но серость пейзажа от этого не уменьшилась. Стало заметно прохладней.

Стоящий в дрейфе корабль неприятно кренился то на один, то на другой борт, затем его стало разворачивать по ветру. Волны ударяли о рубку и с шумом разбивались о палубу у ее подножия.

Старик молчал. Райнхардт тоже был не в настроении поддерживать разговор. Только поднял воротник куртки и покрепче натянул на голову фуражку, чтоб ее не унесло ветром.

Вскоре отворился люк торпедного отсека и на палубу вышла пара 'близнецов' в длинных кожаных плащах и в своих неизменных блестящих касках, напоминающих ночные вазы. За ними вывели трех потерпевших кораблекрушение матросов. Райхардт, судорожно схватившись за ограждение рубки, наблюдал широко открытыми от удивления глазами как из люка выходят Висман и Фордингер ‒ оба в каких-то идиотских опереточных костюмах, укутанные в лохматые меха, в шлемах с впечатляющими изогнутыми рогами. За ними выкарабкалась Ева, одетая столь же идиотски ‒ в скрепленную фибулами на плечах меховую накидку и в панцирь с блестящими, украшенными свастиками, золотыми мисочками на месте ее импозантных грудей. Маковку шлема оперной дивы украшали развернутые крылья, от чего создавало впечатление будто какая-то сумасшедшая утка попыталась устроиться на ее голове. Очутившись на раскачивающейся палубе, она тут же подскользнулась и ухватилась за мокрый релинг. Вслед за Евой из люка показались хромированные шлемы второй пары 'близнецов', напоминающие блестящие от плесени шляпки грибов.