Георгий Герцовский - Белое и черное

У меня оставался один-единственный вариант, но на него мне нужно было особое разрешение. Черный магнитофон в комнате аудиенций мне его дал.

Еще не успел я приблизиться к пещере Бена, как услышал голос:

– Ну, вот и ты. Я знал, что придешь…

Я даже слегка растерялся: казалось бы, элегантно и неброско одет (светлые джинсы и модная рубашка), выбрит, подтянут, в меру спортивен… Может, с парфюмом что-то не то? Или он меня перепутал с кем-то?

Бен сидел на камне возле своей пещеры. На вид ему было лет семьдесят. Длинные седые волосы, некое одеяние из одного цельного куска светлой материи. Бос. На шее ни креста, ни других знаков-цепочек.

– И тебе не хворать, мил человек. А ты уверен, что не ошибся? Правда, знаешь, кто я?

– А что тут знать-то? – усмехнулся отшельник. – Демон ты! Демон и есть.

– Интересно… Не спрашиваю, как ты узнал, все равно не ответишь…

– Почему же? Очень просто. Хоть вижу уже плохо, энергия у тебя сильная – чувствуется издали. Так же чувствуется, что недобрая она, – сказал Бен.

– Злая?

– Не то чтобы злая… Не созидательная. Как у палача. Он, может, сам по себе и хороший человек, семьянин и прочее… Но работа накладывает отпечаток…

– Ну да. – Точное сравнение заставило меня улыбнуться, именно так, палачом, я себя и ощущал. – Ты сказок писать не пробовал? У тебя образы интересные, – я говорил первое, что приходило на ум – просто, чтобы не оборвать нить беседы.

– Почему не пробовал? Многое я на этом свете испробовал, грешник. И сказки сочинять – не самое плохое из этого… Одно упование – на прощение Господне…

«Да, тут ловить нечего. Совсем все запущено», – подумал я, разглядывая старика и его монашеское жилище, которое выглядело, кстати, довольно уютно. Стены горной кельи были задрапированы тканью, кое-какая мебель, даже чья-то выцветшая фотография на скальном выступе. Я присмотрелся. Кажется, – я на секунду «нырнул» в астрал, чтобы сравнить, – точно, фото его матери. В углу пещеры стояла печурка – труба выходила наружу через вход в жилище. Аскетично, но довольно неплохо.

– Я знаю не только то, кто ты, но и то, зачем ты пришел. И заранее говорю тебе – нет. Изыди, Сатана!

Лестно, конечно, когда тебя поднимают до столь высокой ступени в Иерархии, а точнее, называют одним из семи имен Императора, но в данном случае все портил контекст.

– Давай вот без этого, без стилистически негативно окрашенных заявлений. Давай просто поговорим…

– Дык, о чем? Ты мне предложишь продать душу, назовешь какую-то высокую цену, а я не соглашусь. Зачем мы будем время тратить?

– Так вроде и спешить особо некуда. Я ведь не просто цену назову. Я тебе предложу стать одним из Иерархов. А это – не просто мешок золота или, скажем, молодость. Это – буквально все, что ты захочешь!

Да, все труднее говорить о том, во что сам не веришь. Как я дальше-то работать буду? Ох, разжалуют меня до чертей… Между тем старика, кажется, мое предложение развеселило.

– Кхе, кхе… – он то ли кашлял, то ли смеялся. – Так мне ведь и не надо ничего.

– Сейчас не надо, а станешь на сорок лет моложе – может быть, сразу и появятся желания…

– Я всю жизнь пытался вырасти над желаниями, а ты мне опять предлагаешь окунуться в их пучину? Нет уж, спасибо. Кхе, кхе…

– Но вдруг у тебя есть какая-то цель, стремление… Сделать жизнь на Земле лучше, победить, скажем, нищету… Войны остановить, болезни…

– Единственная у меня цель сейчас – смиренно вручить Господу нашему душу свою грешную и надеяться на прощение. А дальше что – не мое дело. На все Его воля.

Да. Безнадега. Почему же у меня четыре с половиной века назад не имелось такой убежденности? Сейчас бы все иначе было.

Вернувшись с неудачных торгов, я без особой надежды на успех стал тщательно перебирать в голове подробности этой встречи. И, надо сказать, не выходило у меня из головы вот что. Почему у старика в горной келье фотография матери? Почему не отца, не всего семейства, а именно матери? Да и вообще, для пожилого человека, поднявшегося над бренностью мира, хранить в рамочке фотографии предков (тем более выборочно) – не то чтобы странно, но, во всяком случае, небанально. Да и фотка-то сама, ну, настолько уже выцветшая, что можно только угадывать, что за дама в темном платье на ней изображена. К счастью, у демонов есть другие способы опознания – не только те, что у людей.

Итак, делаем вывод, что маму Бен любил особенно сильно. И сохранил это чувство до сей поры. Сентиментальненько… Зацепка, конечно, так себе, но на безрыбье сойдет. Если папкиной фотки не имеется, значит, он был меньше любим. А может, просто фотка потерялась. Но если все-таки первый вариант, то надо копнуть в глубоком детстве Бена – за что папа в немилость впал? Бил, может, часто? Вроде не было такого в биографии.

Я работал уже несколько часов – на входной двери и в астральном поле вокруг моих апартаментов висела надпись «не беспокоить», поэтому даже Наама с Нероном не нарушали моего уединения. Я то садился к компьютеру, то ложился на диван и проецировал на дисплеи видеозаписи, графики и списки, имеющие отношение к жизни Бена. Пил кофе, коньяк, плавал в бассейне, но, не переставая, работал…

Наиболее яркие впечатления моего подопечного были мне известны давным-давно: мамин выкидыш, драка с девочкой, в десять лет – попытка отравиться таблетками. Причина – депрессия, нежелание жить… Надо же, а ведь всего десять лет… Потом, правда, как-то все наладилось и вплоть до подросткового случая со сбитым на дороге господином никаких происшествий. Чтобы убедиться, что ничего не пропустил, я велел компьютеру обобщить и спроецировать список детских потрясений.

Стоп! А это что такое выделено красным прямо рядом с выкидышем? Избиение матери отцом? Так ты его видел, бедный Бен! Я нырнул в прошлое и оказался рядом с маленьким Бенджамином.

Мальчик стоял возле дверного косяка с мокрым от слез лицом… Дверь была приоткрыта, и ребенок стал свидетелем родительской ссоры. И хотя подобные скандалы в последнее время не были редкостью – пьяный папа часто вымещал на домочадцах свое недовольство жизнью и зарплатой, – впервые отец ударил маму. Она, причитая и ругаясь, раздосадованная тем, что муж вновь пропил все деньги и явился домой «на рогах», замахнулась на дражайшего мокрой недостиранной рубахой. Пьяный отец семейства увернулся от тряпки и отвесил супруге такую оплеуху, что та рухнула между стульев, при этом сильно ударившись…

Так вот почему она потеряла ребенка!

То, что творилось сейчас в душе мальчика, передать было невозможно, – он хотел броситься, заступиться за мать, но страх перед могучим кулаком отца был все-таки сильнее… Колени пацана подогнулись, и он, рыдая, медленно сполз по косяку на пол…