Анна Алмазная - Ты прекрасен [СИ]

Что она тебе тогда сказала? «Я люблю разнообразие, любовь мне ни к чему». И серебристые твои глаза, недавно лучившиеся счастьем, вмиг померкли.

Ты даже не пытался объяснять или возражать. Ты просто прошептал «прости» и направился к выходу. Покачиваясь, спустился по ступенькам, устало толкнул дверь и вышел на улицу, под сумерки проливного дождя.

Я брел рядом, опустив голову и сложив за спиной крылья. Я пытался поймать твою ладонь и каждый раз вздрагивал, когда пальцы мои проходили через тебя. Ты человек. Ты единственное, до чего не могу дотронуться. Я заражался твоей болью. Я молился, Богу, Дьяволу, чтобы ты вновь мог вернуться ко мне. Но никто не услышал. Ни они, ни ты.

— Я буду ждать!

Глупый. Изменчивый. Любимый. Почему?

Ты мертв. Я мертв.

Я забыл тебя, забыл себя, отдавшись волнам боли. Я летел, сам не зная куда, зачем. Я пронзал хмурые тучи, я падал на землю вместе с дождем, я разбивался о речную гладь и вновь взмывал в небо. Главное двигаться. Вперед! До изнеможения, до боли в мышцах, до отупения внутри. Вперед! Не думать! Не вспоминать… не чувствовать бегущих по щекам слез. Я не могу, не имею права быть слабым!

Будто невидимая рука выдернула из сладостного небытия. Сколько я так летал? День, два? Я был опустошен и страшно устал. Ветерок, ласковый, нежный, шептал слова успокоения. Прямо подо мной, близко, протяни руку и дотронься, река ласкала отражения фонарей, несла, укачивала венки, а вместе с ними — надежды глупых людишек. Плакали на венках парафином свечи. Медленно увядали цветы, источали горький аромат мокрые дубовые листья. А с далеких, кутающихся в вуаль дыма, берегов доносились отголоски чужого веселья, швыряли в небо горсти искр огромные костры.

Вы его убили, а теперь радуетесь. Убили кого-то, кто был лучше вас, а теперь радуетесь?

Крылья вконец отказались держать, и я сложил их за спиной, нырнув в реку. Река принимала меня. Река успокаивала прохладой, ее волны ласкали гудевшую от усталости спину. Почти хорошо. Почти спокойно. Почти живу. Нащупав дно ступнями, я встал на ноги, яростно расправил за спиной крылья, расшвырнув вокруг веер брызг, и вздрогнул, услышав донесшееся с берега:

— Ты прекрасен!

Я обернулся. На узкой песчаной полоске пляжа стояла девушка. Некрасивая, рыжая, веснушчатая. Слишком длинная, слишком худая, за очками прячущая глаза. И одежду она для себя выбрала какую-то… никакую. Бесформенные брюки, столь же бесформенная майка. Разве так одеваются в самую волшебную ночь в году? Умные девушки нет. Но умные девушки и не смотрят восхищенно, блаженно, не шепчут раз за разом:

— Прекрасен!

Кто, что прекрасен? Рассвет за моей спиной? Да, прекрасен. Пробивается через тучи первый луч солнца, разливает по небу кармин, и все небо, казалось, горит восхищенным румянцем. Как и твои щеки.

Обычно я не обратил бы внимания на такую серость, но сегодня я обессилен, голоден и съем все. И потому выхожу из воды, иду к тебе по золотому песку, приглядываюсь.

А глаза у тебя красивые, теплые. И восхищение милое, искреннее. И краснеешь ты так же искренне, когда губы мои касаются твоей шеи, а крылья обнимают, оберегая от жесткого мира. Ты не можешь чувствовать. Ты не можешь видеть — люди нас не видят и не чувствуют — но восхищение твое становится более глубоким, а эмоции твои начинают жечь огнем страсти.

Быстро поддаешься. Обычно на стадию искушения уходит дня два-три, а с тобой все слишком быстро. Неинтересно. А все же хорошо. Вкусно. Хоть и необычно. Нежно так, невинно. Но ты меня уже хочешь, хоть сама того и не знаешь, а, значит, связь создана. Договор заключен.

Крылья рефлекторно ударяют по воздуху, поднимая легкий ветерок. Ты инстинктивно закрываешь глаза, запрокидываешь голову. Шея тонкая. Изгиб изящный. И жилка бьется так мелко-мелко, будто дрожит от страха. Так и хочется провести по ней пальцами, успокоить. И тебя, и себя, и растекающуюся по груди истому.

— Прекрасен!

Заладила со своим «прекрасен»! Забудь о закате, думай обо мне. О моих ладонях, ласкающих твои плечи, о поцелуях, легких, ласковых. О том, что теперь ты — моя. Еда. На сегодня я сыт. И почти спокоен.

Сильный взмах крыльями, и земля отдаляется, а вместе с ней и ты. Все так же беспомощная, ошеломленная. А рассвет сегодня действительно прекрасен. Наслаждайся. Сомневаюсь, что ты увидишь лучший — тебе осталось жить ровно три дня. А мне, увы, целую вечность.

Ты все еще живешь с родителями. Как глупо. У тебя своя комнатушка, в которой сидят в углу забытые куклы, стоят на полках детские книги, а стены шокируют обоями с мишками. Как мило. Для девочки. А тебе, родная, поздновато для девочки.

И кровать у тебя какая-то девчачья. Небольшая, белоснежная, с вырезанными на изголовье ангелочками. Еще и наволочка с рюшками, одеяло розовенькое, хорошенькое, и сама ты такая хорошенькая, с распущенными волосами. Сладкая. До приторности. И зачем ты мне такая сдалась? Надо было выбирать кого-то более жгучего, более острого, способного утолить боль внутри.

Но связь создана, раскаиваться поздно. Ты задумчиво сидишь на кровати, расчесывая казавшиеся в полумраке медными волосы. Я дотрагиваюсь до влажных после душа прядей, вдыхая их нежный аромат, и не могу дождаться, пока ты заснешь. Я голоден. А ты не торопишься, смотришь куда-то в темноту невидящими глазами и что-то беззвучно шепчешь. Молитву? Девочка моя, Бог тебе больше не поможет.

Да и чего ты боишься? Я тебя не обижу.

Ты кутаешься в одеяло, обнимаешь подушку, проваливаешься в тяжелый сон. Наконец-то. Я широко, насколько позволяют размеры комнаты, раскрываю крылья. Стараюсь ничего не задеть и не разбить — мне не нужно, чтобы нас услышали и нам помешали. Наклоняюсь над тобой, касаюсь своими губами твоих и исчезаю. Растворяюсь в твоем дыхании, в твоем сновидении… твоей первой любви.

Вокруг пылает лето. Меж кустов плутает тропинка, клубника подобно рубинам алеет на фоне зелени. Я выбираю самые крупные, самые сочные ягоды, складываю их в лист лопуха и осторожно, стараясь не рассыпать, иду по тропинке, мимо высоких, с меня ростом, зарослей крапивы, к нашему убежищу под ветвями забытой людьми черешни.

В этом сне ты молода, не больше семнадцати. Ты лежишь на траве, закрыв глаза, раскинув руки, и медь твоих волос путается в ромашках. Невинная, красивая девочка. И взгляд мой скользит по босым ногам, ласкает изящные щиколотки, поцелуями прокладывает дорожку к острым коленкам и спотыкается о пену белоснежной юбки. Пока только мысленно я скольжу дальше по стройным бедрам, пылко обнимаю точеную талию и путаюсь пальцами в сложной шнуровке лифа. Какие трогательные бабочки на блузке, какая милая паутина кружев на плечах, наверняка мягкая, нежная на ощупь, но твоя кожа в сто крат нежнее… а вкус твоей невинности…