Анна Алмазная - Власть безумия [СИ]

Хранитель, гордый советник вождя Виссавии, только что чисто и без запинки, не сомневаясь ни на единое мгновение, сделал себя полным рабом телохранителя наследного принца Кассии.

— Идиот, — прошептал Рэми.

Сеть окутывала его все более. И у Рэми появилось жгучее желание бежать прочь из этой проклятой Виссавии. Но пока принц был здесь…

— Встань, наследник, — голос Арама изменился, и в нем появились властные нотки.

Арам уже не просил, он приказывал, а Рэми смирился. Целитель имеет право приказывать больному. А Рэми был болен.

При помощи Арама он сел в кресло, откинул голову, позволяя прохладным пальцам виссавийца пройтись по его лицу.

— Как и говорил старший целитель, — в голосе Арама слышалось явное облегчение. — Во время удара Алкадия мелкие искры магии проникли в твои глаза и постепенно подбирались к мозгу. Они живут уже давно своей жизнью, еще немного, и мы не смогли бы тебе помочь. Боюсь, потерей зрения тут бы не ограничилось. Еще день, и ты потерял бы разум…

— Стал бы цветочком. Глупым, но счастливым, — усмехнулся Рэми.

— Это не смешно…

— Нет, не говори, это даже забавно. Но продолжай.

— Я остановлю процесс, но исцеление будет нелегким и далеко не сразу, — в голосе Арама слышалось явное облегчение. — На это потребуется время, и тебе придется потерпеть. Но ты будешь видеть.

— Обещаешь? — сам того не ожидая спросил Рэми.

— Клянусь, наследник!

Рэми закрыл глаза и вздрогнул, когда по щеке его пробежала невольная слеза. Арам видел эту слезу, не мог не видеть, но не сказал ни слова. Вместо того, чтобы вспыхнуть от стыда, Рэми вдруг не смог сдержать счастливой улыбки. Только сейчас он понял, как боялся, что останется слепым навсегда.

— Ты ведь не целитель, Арам?

— Старший целитель отдал мне свою силу.

— Почему не пришел Элизар…

— Потому что знал, что того, кто слабее, ты никогда не тронешь. А с равным или тем, кто выше, точно подерешься.

Рэми усмехнулся. Пальцы Арама слегка дрогнули.

— Вновь дерзишь.

— Прости, наследник. Ты спросил, я — ответил. Закрой глаза, прошу. Придется потерпеть.

— Не в первый раз.

После болезненного и долгого лечения темнота уже не казалась столь пугающей. И даже слова Арама, накладывающего повязку, не раздражали:

— Дай своему харибу отдохнуть. Если не веришь мне, пусть с тобой побудет Рэн. Хранителю смерти это сейчас пойдет на пользу.

— На пользу? — переспросил Рэми, переходя с помощью Арама на кровать и устраиваясь на подушках. Боль уже прошла, отзываясь в голове тупой слабостью и наполняя разум туманом.

Арам укутал Рэми одеялом и, сев рядом на кровать, сказал:

— Рэну сейчас лучше думать о тебе, наследник, чем о матери, которой он не может помочь. А для такого мужчины как он чувство бессилия убийственно. Так что… позови его, Рэми, если хоть немного ценишь своего друга.

Рэми заснул в тот самый момент, когда Рэн появился в его покоях. Хранитель смерти окинул наследника внимательным, долгим взглядом, подошел к окну и резким движением задернул шторы. Он и радовался, что Рэми его позвал, и ненавидел Арама за его вмешательство. Наследнику вовсе не обязательно было знать о хлопотах в их семье. Рэн ненавидел жалость.

— Рэми будет видеть, мы успели, — прошептал брат. — Ты должен быть рад…

— Я не знаю, — покачал головой Рэн. — Мне почему-то кажется… что я его предаю. Что мы все его предаем.

— Наследник поймет правду…

— А нас используют, чтобы эту правду ему показать, — горячо прошептал на ухо брату Рэн. — Если Рэми узнает, он перестанет мне доверять. А этого я себе никогда не прошу. И Араму — тем более.

Опять темнота. И еще более густая вокруг стоявшей возле кровати фигуры. Вот так выглядит аура хранителя смерти… не рассеивает она мрак, а, напротив, сгущает, как и сгущает и страх внутри. Рядом с Рэном сложно, но Рэми почему-то это устраивало.

При всей зловещности Рэна, было в хранителе смерти что-то такое… знакомое, наверное. Дара целителя судеб ведь тоже опасались, как и дара бога смерти, которым Виссавия так щедро наделила похожего на мальчику юношу с роковыми глазами.

Рэми перевел внутренний взгляд на укутанную зеленоватым, теплым сиянием фигуру целителя. Дериан, как и всегда, упрямо явился незваным. Упрямо не оставлял брата одного… или просто хотел быть возле наследника? Все они упрямятся. И как же это раздражает.

Рэми некоторое время лежал неподвижно. Он понятия не имел, день на улице или ночь, но спрашивать не спешил. Не то, чтобы боялся, просто не хотел.

Окна были, наверное, широко распахнуты. Слышал Рэми шелест ветвей, чувствовал запах влажной листвы и что-то еще… кисловатый аромат эльзира. И сразу же заныло требовательно в желудке, пересохло в горле — столь же упрямое, как и Рэми, тело потребовало еще одну дозу целительной магии. Привыкло уже к хорошему: к постоянной заботе богини, к этому странному напитку, один глоток которого придавал сил и лечил все болезни.

Все, да не все. Слепота все еще осталась.

Рэми поднял руку. Собственная аура была белоснежной, удивила неожиданно ярким сиянием.

— Ты проснулся? — сразу же отозвался Рэн, приближаясь к кровати.

Хранитель смерти помог Рэми усесться на подушках и тихо спросил:

— Позвать Арама?

— К чему?

— Чтобы он тебя осмотрел, — ровным тоном ответил Рэн.

— Дай мне чашу.

Рэн оказался очень терпеливой и спокойной нянькой. Он не только подал Рэми чашу, но еще и проследил, чтобы наследник аккуратно обхватил ее ладонями. Хранитель смерти помог поднести чашу к губам и слегка наклонить ее, при этом не пролив драгоценный эльзир на ночную сорочку.

Каждое собственное движение убивало Рэми своей неловкостью, беспомощностью. Даже самое простое давалось телохранителю с трудом. Выпить эльзир, не пролив ни капли. Сесть на кровати, свесив с нее ноги… но перед этим аккуратно нащупать ступнями край, чтобы с этой кровати не упасть. И все проделывалось медленно, осторожно. А все равно тело покрывали синяки после вчерашнего знакомства с неожиданно острыми углами мебели, после того, как Рэми упал с лестницы, не успев вовремя нащупать ногой верхнюю ступеньку. Чудом еще шею не сломал. Чудом никто не видел его… позора.

Беспомощность ранила. Гордость истекала кровью. Рэми раздражался и, в свою очередь, ранил других. Его так и норовило наброситься на кого-нибудь подобно озверевшей от голода собаке… но… нельзя. Остатки здравого смысла, да и совести, заставляли Рэми запихивать раздражение глубоко в душу, откуда оно все равно находило выход.

Рэми говорил другим слишком много ненужных, острых слов.

Тому же Араму. Теперь… Рэну. Телохранителю так хотелось остаться одному, или, на худший случай, наедине с харибом. Но и одиночество пугало — вчера этим одиночеством Рэми объелся по завязку — я сегодня, он, сказать по правде, и сам до конца не знал, чего хотел.