Анна Алмазная - Его выбор [СИ]

Испуганно захрипел Искра, вырывая из власти апатии. Конь, оказавшийся по другую сторону костра, поднялся на дыбы. Мелькнули над огнем копыта, задевая щеку Армана всего чуть-чуть... но этого хватило. И на грани темноты догнал последний вопрос — за что?

Лето бежало вперед, сыпало жемчуг росы на травы, грохотало скоротечными грозами и радовало ярким солнышком. Уже прошел покос, зазеленели поля, и деревенские с трепетом ждали нового урожая, молились богам, чтобы сушь не ударила или не покосили хлеб ливни.

В замке совсем не сиделось, душно было, простора не хватало, ветра, зелени, солнца. Все чаще Рэми убегал в лес. То по крупную, напоенную грозами землянику, то по еще мягкие внутри орешки, то по травы для матери. И к матери наведывался все чаще, и в деревне стал уже почти своим, и смотрели на него иначе… с почтением. Заклинатель все же. Против него пойдешь — в лес не выходи: зверье обиды не спустит.

Рэми на глупых деревенских внимания не обращал. Он то приносил Лие еженка, полюбоваться, то лисичку, погладить, а то подбитого вороненка, которого подобрал по дороге.

Вороненок в доме подрос, на крыло встал, но от свободы отказался. Летал за сестренкой, смотрел на всех злым взглядом и никого не подпускал к маленькой хозяйке. А кто Лию обидит, помнил долго — то долбанет на бреющем полете, то стащит чего-то очень нужное, а то на белье развешенное нагадит. Все мальчишки пытались его из рогатки достать, а не удалось никому.

Сестренка, встретившая восьмую весну, с проказ Черня лишь смеялась, балуя ворона еще больше. Мать хмурилась, Рэми пытался птицу исправить, внушая ей, что так делать нельзя… ворон успокаивался на какую-то седмицу, а потом начинал все сначала.

По весне, когда рассыпала вокруг сладкую пыльцу лоза, земля была мягкой после недавних дождей, а небо укуталось низкими тучами, Рэми впервые вышел на небольшой аккуратненький домик, спрятавшийся за только-только начавшим пробуждаться яблоневым садом.

Дом манил, будто звал. Шоколадная после дождя тропинка вилась между зарослями только начинавшей подниматься мяты, цвели у забора пролески. Сел на вишню у тропинки, пронзительно вскрикнул сапсан. Рэми скинул с плеч плащ, намотал на руку и призвал птицу. Сокол послушался не сразу — долго сидел на вишне, смотрел на Рэми, наклонив голову, и продолжал тревожно вскрикивать. Лишь когда ветер пронесся по тропикам, пригладив травы, птица взлетела, опустилась на протянутую руку и вцепилась когтями в тяжелую плотную ткань.

Любуясь соколом, Рэми осторожно гладил пальцами светлую с черными крапинками грудь птицы, внятно, мягко выговаривал заветные слова, смотрел в темные с широкими зрачками глаза сапсана и продолжал идти по тропинке. Дорожка, частью заросшая, вилась и кружила между яблонь, а потом вдруг уткнулась в покосившееся, украшенное резьбой крыльцо.

— Надо же, какого гостя мне боги послали, — сказал кто-то рядом, и сапсан встрепенулся, взмахнул короткими крыльями и, резко взлетев, опустился рядом с худым сгорбившимся стариком на ветхую скамью.

— Ке-еке-еке-е, — вновь приветственно вскрикнул сапсан, вцепившись когтями в прогнившие доски.

Старик протянул соколу кусочек сырого мяса, все так же не сводя с гостя внимательного, на удивление ясного взгляда. Будто изучал. Будто в душу заглядывал… будто знал о Рэми что-то, что тот и сам про себя не знал.

— Тоже заклинатель? — тихо спросил старик, и Рэми неуверенно кивнул, присаживаясь на скамью.

Тоже? Сокол щелкнул клювом, требуя еще угощения. Над яблонями пронесся ветер, качнул рассыпавшиеся у дорожки цветы мать-и-мачехи.

— Значит, уже скоро, — в голосе старика послышалась улыбка.

Рэми вздрогнул и заставил себя усидеть на месте: серой тенью выскользнула из-под яблонь волчица и, не спуская со старика почтительного взгляда, положила у его ног умирающего зайца.

— Кормит она меня, — пояснил старик. — Жалеет старого, в лес я больше ходить не могу. Поможешь?

Рэми окинул взглядом далекий, едва видный забор, запутавшийся в винограднике, давно успевшие зарасти дорожки под яблонями, пробивающуюся к солнцу крапиву и подумал… как много здесь работы. Как многое надо успеть, пока весна не дохнет теплом и не побегут к небу побеги.

— Да, дедушка, — обернулся к старику Рэми.

Он закрыл глаза и услышал плеск разбухшей от талого снега речки, скрип мельничного колеса, вдохнул влажный, бодрящий по весне воздух и вдруг понял, что его место не в замке, полном людей, а здесь — в середине леса, в заброшенном домике, в обманчивой тишине собравшихся вокруг сосен.

— Спасибо, внучок, — по-доброму улыбнулся старик, сжав плечо Рэми костлявыми пальцами. — Буду рад такому гостю… останься.

Рэми остался. Старика в дом провел, приубрался, раскрыл скрипучие окна, пуская весенний ветер, вынес на улицу и развесил пропахшие затхлостью одеяла.

И зайчонка освежевал, неловко, как умел, в суп кинул, добавив картошки и крупы, которые нашел в полупустом в погребе. Не очень хороший, наверное, суп — раньше Рэми не готовил, а только помогал при готовке — но старик ел и нахваливал. А на следующий день, когда небо плакало крупными каплями, Рэми шел к старику уже с гостинцами — Мия, как узнала, что заклинатель совсем плох стал, собрала тяжелую корзину с яствами, которую пришлось помочь принести Жерлу.

— Не хотели тебя к нему вести, — пояснил старшой волчонку. — Думали, пока Брэна хватит, да и старик-то совсем отшельник, раньше учеников не брал. Но если ты сам к нему дорогу нашел, выхода у нас нет. Придется тебя отпустить. Даже немного жаль — не думал, что так скоро. А теперь подожди на улице, поговорить нам надо.

Рэми ждал. Сидел на той же скамье, что и вчера, тыкался носком сапога во влажный песок и, сколько не силился, не мог понять, о чем говорил старшой. И слова друга, когда тот вышел, понял не сразу:

— Поживешь пока здесь. Поможешь.

— Но… — начал было Рэми и бросился за Жерлом к калитке, но резко остановился, услышав:

— Ты ведь этого хотел?

Рэми не знал, чего он хотел. В замке было знакомо, спокойно. Но этой весной все изменилось. И Брэн за хлопотами волчонка замечал все меньше, с Мией был, к свадьбе готовился. Мия счастливая ходила, Рэми младшим братишкой величала, одаривала любовью. Но Рэми знал — после свадьбы дети пойдут и молодым не до приблудного мальчишки будет. А жить как-то надо. И мать из деревни забрать надо. И сестру. Негоже это своих бросать, негоже это, когда в доме есть хозяин, мужчина, а семья на милости деревни живет.

В доме же дедушки Захария было как-то… спокойно. Тут Рэми был нужен. И когда дедушку на скамью под дом выводил, и когда сидел у его ног и повторял за ним заветные слова, и когда дикое зверье, как учил старик, к дому призывал.