Евгений Шепельский - Архканцлер Империи. Начало [litres]

Я вновь просмотрел список. Долги, долги… Ага, у меня в подчинении будет обычный канцлер – думаю, вполне довольный жизнью малый. Фракции… Логично предположить, что Таренкс Аджи, лидер фракции Простых, которые воздержались от голосования за Торнхелла, – это вождь патриотического крыла, и именно к нему я обращусь по приезде в Норатор.

Я спрятал список и развернул третью бумагу – такую же шершавую, дрянной выделки, как и предыдущие. Строчки были написаны дрожащим старческим почерком, частично размазаны; в них поблескивали мельчайшие песчаные крупинки, которыми раньше осушали чернила:

«Все-таки решился уйти, человек?

Если ты хочешь добраться в Норатор самостоятельно, возьми список, карту и немного золота, которое я для тебя отложил. Проберись в Пятигорье. Там, в трактире «Месть фурии», найди Амару Тани, ей можно доверять всецело. Если тебе удастся расположить ее к себе – ты получишь неоценимого союзника. Скажи, что тебя послал Белек. Она знает меня и ждет от меня посланника. Действуй по совести, человек. В Нораторе ты должен обратиться к Таренксу Аджи. Кроме Амары Тани, не доверяй пока никому.

Прочие твои вещи – за креслом.

P. S. Выход – через окно. Там безопасно, ниже трактирная стена – глухая, и иных окон нет».

Старый фанатик-интриган сумел предусмотреть и третий путь.

Я глянул за кресло – там лежала кожаная куртка и шляпа с обширными полями – то и другое некогда черное, а ныне выгоревшее до рыжины. Куртка и шляпа – это хорошо, мне нужно чем-то замаскировать алую рубаху и пепельные космы, иначе получится отличная мишень. Я напялил длинную куртку так, чтобы волосы оказались под нею, и занялся делом: надел митенки, сбросил с кровати простыню и покрывало, и связал их вместе. Простыня и покрывало были не чистые, как уже говорил, даже просто скверные, заштопанные грубыми нитками, с разнокалиберными заплатами, пыльные, местами покрытые какими-то гнусными пятнами, но, к счастью, без насекомых, иначе – вот клянусь – меня бы стошнило. Чем был набит серый протертый тюфяк, даже думать не хотелось.

Итак, длины импровизированных веревок хватит. Кровать широкая, из цельного дерева, тяжелая… Но не мешает еще утяжелить… Я отогнул пальцы Белека от поручней кресла, – к счастью, с момента смерти прошло не так много времени и пальцы можно было отгибать без особых усилий и хруста, – и перенес труп чародея на кровать, поместил на тюфяк, сложив руки на впалой груди, прикрыл ему глаза. Покойся с миром, дед. Не знаю, ругать тебя, что втравил меня в эту игру, или хвалить за то, что спас от смерти в мире Земли.

Веревку я привязал к толстой облупленной ножке кровати, которую неведомый столяр вытесал с максимальной грубостью.

А теперь – сделаю-ка я ход свиньей… в смысле, спущусь в гости к свинье. Я бросил веревку за окно, и услышал, как чушка возмущенно хрюкнула. Выглянул: она немного уступила мне место, подвинулась самую малость, будто гости с верхних этажей наведывались к ней каждый день.

Затем я спустился вниз, сапогами в мерзкую липкую грязь нового мира. Ту самую грязь, которую теперь должен буду усиленно разгребать.

Маленький шаг в грязи для одного человека, большой – для местного человечества, которое я скоро облагодетельствую насильно. Свинья снова высказала претензии, но насиженное место не покинула. Придерживая шпагу, чтобы не колотилась о бедро, я перешагнул через хавронью и пошлепал к проходу между домами. Белек не соврал – стенка трактира под моим окном и правда была глухой, может, там находились склады припасов или еще что.

«Дурак, ой дурак!.. – принялся нашептывать здравый смысл. – Ты сбежал, обрек себя на бег по пересеченной местности, и это вместо того, чтобы предаться в руки группы Белека и с комфортом проехать к столице. И засунь в одно место логические выкладки насчет собственной независимости и осмотра страны!..»

Но инстинкты, окончательно проснувшись, говорили другое: ты все делаешь правильно. Причем это говорили и мои, Андрея Вершинина, инстинкты, и чуйка нового тела, которое реагировало на опасность атавистическим, звериным образом. Зверь, предчувствуя угрозу, не стоит и не рефлексирует – бежать мне или нет… может, я еще подожду, подумаю… в конце концов, тварь я дрожащая или право имею… – нет, он тупо драпает, поджав хвост, и именно это я сейчас и проделывал. Откуда-то приближалась явная опасность, причем такая, которой я не мог противостоять. Не знаю, как это назвать – возможно, дерзким озарением, которые изредка меня посещали, но я знал одно – если сейчас не уберусь из Выселок, со мной проделают много интересных с точки зрения анатомии фокусов.

Я свернул на улочку и тут же врезался плечом в детину на голову выше меня. Был он суров лицом, обильно бородат, а к поясу его лилового кафтана пристегнута внушительного вида дубина со стальными шипами.

Он рыкнул, смерил меня взглядом, а я смерил взглядом его. Между нами состоялся следующий быстрый диалог:

Детина:

– Э, ты чего…

Я:

– Я ничего, а ты чего?

Детина (кладя руку на дубину):

– И я ничего.

Я (кладя руку на шпагу):

– Ну и все.

Детина:

– Ладно.

При этом и он и я в любой момент могли пойти на конфронтацию, но оба этого не хотели. В его глазах я выглядел бедным, не обремененным манерами дворянином, у которого из всего имущества – только шпага. Извинений я не потребовал, он, разумеется, тоже – в общем, мы разошлись, как два военных корабля, лишь слегка царапнув друг друга бортами.

Я мог быть доволен: дворянство мое, воплощенное в шпаге, – лучшая охранная грамота. Не будет никто связываться с дворянином, просто устрашатся лишних проблем. Сословное общество оно такое – кому мать родная, а кому и мачеха.

Верзила прикрывал собой существо, только отдаленно напоминавшее человека. Ростом оно было примерно метра полтора и ровно столько же места занимало в ширину. Закутанное в толстую шубу из рыжего меха, поверх которой лежала его черная кудрявая борода, существо напоминало разжиревшего колобка. Кроме бороды шуба была украшена несколькими мотками толстых золотых цепей, тускло блестевших на весеннем солнышке. Достопамятный Мистер Ти, ушатавший Рокки в третьей части известного фильма, мог бы позавидовать – его цепи были явно пожиже.

– У! – сказало существо, с трудом повернув шею, чтобы взглянуть на меня. Лицо его тонуло в жировых складках, каких-то буграх и оспинах, кожа была цвета спелого томата. Маленькие глазки терялись под набрякшими веками. Нос в форме картошки напоминал вспаханное поле, настолько крупными были поры. – У! – Потеряв ко мне интерес, создание отвернулось и неопределенно махнуло рукой. За его спиной маячил еще один верзила.