Мария Сакрытина - Никаких принцесс [СИ]

К концу третьего часа, устав, я сажусь прямо у обочины дороги — в траву и цветы, чуть не придавив парочку замешкавшихся висп. Они взволнованно кружат надо мной какое-то время, потом начинают приносить цветы. Наверное, я должна сплести из них венок… А, чёрт с ними, плету. Руки лучше чем-то занять, тогда не надо страдать из-за всяких там… Ну вы поняли.

Не буду описывать все мои мысли насчёт Дамиана, они кажутся бредовыми даже мне. Хватит сказать и того, что за вчерашний день я трижды порывалась перед ним извиниться и трижды — убить. Моя душа в полном раздрае. А всё он, этот… осёл. Влюбилась я в него, как когда-то на день Святого Валентина в этого… ещё одного осла. Тогда мне тоже было плохо. Так что я знаю: пострадаю немного, с неделю, а потом всё пройдёт. Ничего. Выдержу. Он же сам виноват! Не надо было меня красть! Не надо!..

А, опять я о нём думаю!!

Срочно нужно найти другую тему для размышлений. Отвлекающий фактор…

И, словно в ответ на мои мысли, с неба падает ракушка. С чистого, голубого неба, на котором ни облачка, на меня бухается громадная ракушка, чуть не отправляя в нокаут, и голосом моей крёстной заявляет: «Виола, а помнишь, ты обещала взять Рапунцель в Зачарованные Сады?»

Конечно, я попыталась забыть то обещание (на которое ответила нечленораздельным «э-э-э» и «как-нибудь потом»), как страшный сон. Но крёстная, конечно, уже тогда знала, что мне светит титул принцессы фей, вот и подстраховалась.

Я не успеваю придумать ответ — да и как, мне нужно орать его в ракушку? — когда с неба (вслед за ракушкой) падает сама Рапунцель. Довольная безумно, и почти лысая. То есть, причёска под мальчика ей очень идёт, но у Виллинды никогда не было таланта парикмахера, так что обкорнала она бедную Пусю, как могла. Рапунцель это всё равно не портит, да и волосы отрастут дня через три, а через неделю будут как мои.

— Виола! — восклицает Рапунцель, опрокидывая меня в траву и сжимая в объятьях. — Как я рада! Какой сегодня отличный день! Какое яркое солнце!

Она может тарахтеть, как пулемёт — под настроение. И тогда этот пулемёт становится поистине убийственным.

— Ой, Виола, ты так изменилась!

И даже не стоит пытаться вставить хоть слово в эту «очередь» — Рапунцель слышит только себя. Зато она очень оптимистично застрелит вас словами. Она милая и добрая, наша Рапунцель.

Я терплю её ещё полчаса, пока она выкладывает, как счастлива меня видеть, как ей здесь нравится, и как там поживает Виллинда. У крёстной всё хорошо. Она что-то хотела мне передать, но Рапунцель забыла, что именно. Но обязательно вспомнит. Может быть, вечером. А может быть, завтра. Или вообще никогда.

Потом мне надоедает сидеть в траве и смотреть, как виспы пытаются понять, что такое Рапунцель, можно ли её погладить или лучше дёрнуть за жидкие волосики. Я встаю и тяну подругу за собой.

Рапунцель не умолкает. Её словесная «очередь» отлично позволяет отвлечься от Дамиана, а уж когда она пытается танцевать среди цветов, чуть не задавив ухаживающего за ними фея (помните, я рассказывала, как выглядят феи-мужчины, что они уродливы, писклявы, но очень трудолюбивы?). Фея Рапунцель замечает в последний момент, на целую секунду замолкает, а потом пытается повиснуть у визжащего трутня на шее.

Феи-мужчины поголовно интроверты, поэтому вокруг нас — пусто. Было, но когда фей завизжал, а виспы его крик подхватили, к нам сбежались все феи в округе, обоих полов. И даже парочка людей — детей лет пяти.

Давно Рапунцель не видела такого количества благодарных слушателей…

Пока она тарахтит, как всё вокруг замечательно, я узнаю дорогу до столицы: оказывается, быстрее пойти через портал, он тут, неподалёку: круг камней в саду анемонов.

Кое-как удаётся увести Рапунцель: она тискает детей, обалдевших висп, пытается потискать и фей. Трутни, разобравшись, что она не опасна, млеют от удовольствия: феи-женщины обычно предпочитают их не замечать, а человеческие дети первое время и вовсе с криком шарахаются.

Но соблазнившись анемонами, Рапунцель идёт за мной, а потом носится по саду, собирая цветы, как один огромный висп, пока я пытаюсь раскочегарить портал (вернее, понять, как он работает).

В итоге Рапунцель обзаводится венком из анемонов, заводит дружбу с особенно любопытным виспом — и вместе со мной неожиданно (кажется, я просто куда-то туда наступила) оказывается перед королевским дворцом.

Нет, мамин дворец вовсе не похож на дворец Ромиона или Роз. Он больше похож на громадную беседку, весь увит цветами, виноградником, вьюном и чем-то ещё душистым, цветущим и таким же ползучим. Здесь почти невозможно остаться одной ни на минуту, а если вдруг повезло: сквозь, хм, «стены», всё видно. Но это никого не волнует. Феи не имеют привычки подсматривать. Зачем подсматривать, если можно распахнуть дверь или залезть в окно и посмотреть с комфортом?

Рапунцель не сразу понимает, что мы уже на месте и громко интересуется у каждого встречного, как попасть в «дом королевы». Естественно, каждый встречный бросается ей объяснять: служат во дворце, как ни странно, в основном, люди. И если верить Роз, на работу сюда фиг устроишься: платят много, феи прекрасны и любвеобильны, вкусы у них разнообразны, поэтому даже горбатого и косого карлика кто-нибудь полюбит, лишь бы хорошо работал. Больше всего феи-женщины ценят, когда кто-нибудь за них пашет. Поэтому во дворце много людей, они все мужчины, и сейчас все они укладываются у ног Раупнцель штабелями, потому что её чары бьют без промаха абсолютно всегда.

Как-то эта неразбериха прекращается, но точно не скажу, как: меня приглашают пройти в покои королевы — отдельная беседка в саду роз. Рапунцель остаётся одна, но её это нисколько не смущает. Она готова дружить со всеми и каждым. Она любит этот мир.

Чёрт возьми, я ей завидую.

О Рапунцель мама уже знает — я замечаю на столе в углу такую же ракушку, как та, что чуть не убила меня недавно. «За твоей подругой присмотрят», — говорит мама. А потом ведёт меня к бабушке. Это ритуал, полагаю: десять лет назад меня тоже сразу же потащили к бабуле. Правда, тогда она занимала королевские апартаменты, но не важно. Бабуля не изменилась.

Роз говорила, что она нашла себе милого мальчика и с ним предаётся благодатной феечной старости (или правильнее будет — «феерической»?). В случае с бабушкой старость… относительное понятие. Вы можете представить себе старую фею? Дисней что-то пробовал изобразить в «Спящей красавице», но неубедительно, на мой взгляд. Феи не стареют. Они умирают — когда устают жить, это да. Но не стареют. Так что моя бабуля похожа на девочку едва ли старше меня, разве что глаза выдают возраст: слишком ледяные для семнадцатилетней. Слишком презрительные.