Настя Чацкая - Вино из можжевельника [СИ]

— Ведьмак! С возвращеньицем!

— Что-то случилось? — с ходу спрашивает Геральт, проходя мимо шумного стола деревенских пьяниц.

Корчмарь мнётся пару секунд, заговорщически глядя по сторонам, а затем лезет под прилавок и появляется оттуда с широкой щербатой улыбкой на небритой морде и каким-то пакетом в руках.

— Вона чего случилось! Гостинцы!

— Не понял?..

— Гостинцы принимай, говариваю. Принимай-принимай. Мне оно под прилавком не нужнό, а то теперича ещё молва пойдёт, что у меня там есть, чего прятать. Тем паче, от ентого! Забирай, забирай!

Пока мужик частит, Геральт смотрит на свёрток из пергамента, как на говорящее корыто. Голова с дороги отказывается впитывать мысль, что Трисс явилась в эту рыгальню из города, чтобы оставить для него подарок.

Да и… с чего бы?

Он поднимает взгляд на помятое лицо корчмаря.

— От какого «этого»?

— От бандита ентого рыжего, какого-какого! С серьгой в ухе и шрамом здоровенным на роже, будто башку ему оттяпать кто хотел. Знавал я про него, мой зять работает корчмарём в «Алхимии», так ентот… явился со своей бандой развлекаться, они мужика одного в бочку здоровую запихнули да катали по всей корчме, пока тот не помер!

— Да не помер, вроде, — негромко говорит Геральт, чувствуя, как слегка холодеет в груди, а угол рта вздрагивает в подобии неожиданной улыбки.

— Не помер, а мог бы! — знающим тоном сообщает корчмарь.

Геральт тяжело вздыхает и берёт свёрток из торопливых рук. Тяжёлый…

— Мои вещи в порядке?

— Стерёг их, аки Цербер, — важно кивает мужик.

В кармане как раз завалялась монета в пять крон. Ни туда, ни сюда. Тем более, леший на носу — доход будет. Сейчас как раз сезон, зима идёт, люди пытаются призвать добрых духов, чтобы те хранили тепло в их домах и пищу в погребах, а потом все кидаются, сломя голову, за ведьмаком — мужа зарезало, сына утопило! Проклятие на деревне! Эх, холера…

— Держи вот.

Геральт щёлкает пальцами, корчмарь на удивление ловко ловит монету в кулак и счастливо лыбится:

— Благодарствую, благодарствую!

…Это туссентское вино.

Геральт качает головой и ставит бутыль на стол.

— Очень смешно, — бормочет он и со вздохом опирается руками о столешницу. Склоняет голову и усталым движением выгибает спину, разминает плечи. Тело молит об отдыхе после долгой дороги, но голове не до отдыха.

В тишине комнаты ему кажется, что он слышит треск яблоневых полений и чувствует привкус этого вина на языке. «Самого вкусного в мире». Чёрт…

Он проводит рукой по лицу.

Ещё раз чертыхается и тяжело садится на кровать, устало закрывая глаза.

Его не было всего шесть суток. Шесть суток, пять из которых Геральт размышлял о возвращении в Оксенфурт. Без подробностей. Просто думал об этом: о корчме, о своей комнате, о неровных и грязных дорогах, о поздних закатах, вечных дождях, о том, как прижимался лбом к лошадиной морде, когда вгонял Плотве под череп лезвие или о том, как хочется снова сесть на мягкую шкуру и смотреть в огонь. Слушать негромкое дыхание около себя и ощущать присутствие человека, совершенно не располагающего к разговору по душам. Человека, чью душу он однажды вместе со своей поставил на кон в игре с самим дьяволом.

Это были не направленные мысли.

Всего лишь то, к чему он привык за несколько недель до отъезда. То, что сохранилось в памяти, а теперь крутилось в подкорке, как ядрёный запах алкагеста, который никак не удаётся выдохнуть из себя ещё час или два, если уже вдохнул.

— У тебя есть друзья, Геральт?

Это то, что спросил Ольгерд в их последнюю встречу, глядя на восходящую луну. Небо казалось ясным, что бывало здесь крайне редко. Даже ветер не дул. Они просто присели на крепкий и низкий забор, некогда служивший, видимо, загоном для скота и смотрели перед собой.

В опущенной руке Геральта — бутылка вина. Ольгерд курил трубку, прикусывая загубник боковыми зубами. От дыма слегка першило горло, воздух сильно пах жжёной вишней. Внутри шевелилось иррациональное желание запрокинуть голову и завыть на луну, но вместо этого Геральт ответил:

— Есть.

Ольгерд хмыкнул, будто так и думал.

— Бросающиеся на меч герои, живущие в поиске достойной смерти?

Образы сами закрутились перед глазами. Эскель, размахивающий учебным мечом, улыбающийся и летящий с головой в любую авантюру. Ламберт, надменный и выёбистый, заслоняющий своей грудью Геральта от ревущего медведя, вставшего на задние лапы в лесах у Каэн Морхен. Эскель — серьёзный и сосредоточенный, с безобразным шрамом, разрывающим всю правую часть лица. Недовольное ламбертовское: «Ну, куда тебя несёт? Не подохнет без тебя Редания». И спокойный ответ: «Ты знаешь, что я там нужен».

Геральт медленно моргнул и опустил взгляд.

В груди тяжелело каждый раз, когда он вспоминал, какой опасности подверглись они оба совсем недавно. Лучше бы Эскель никогда не возвращался из проклятой Редании. Лучше бы им никогда не пересекаться вновь, если эти встречи несут за собой только возможность умереть. Сложить голову на поле боя, как истинный ведьмак. Ведь ведьмаки не умирают в постелях.

— Плохая тема?

Голос Ольгерда прозвучал слегка простуженно. То ли потому, что они уже час, как сидели на прохладном воздухе, то ли от выкуренной трубки.

Геральт отпил ещё вина и, не глядя, передал ему бутылку.

— Они похожи на меня, — глухо ответил он.

— Ну… как я и сказал.

Геральт ощутил взгляд, блуждающий по его лицу.

По шраму и заросшей серой щетиной щеке. Это почти не нервировало, скорее, расслабляло, собиралось в голове и шумело, как спокойный морской прибой. И ни одной мысли… ни одной. Что этот разбойник добавляет в своё вино?..

— А у меня никогда их не было, — сказал Ольгерд. Взял протянутую бутылку и горько усмехнулся — Геральт услышал этот звук.

— У дворян не бывает друзей?

— Точно.

— Но теперь ты не дворянин. — Он с ухмылкой повернулся к Ольгерду. Тот прикрыл глаза и запрокинул голову, опустив руки с трубкой и вином вниз, подставляя лицо чистому лунному свету.

Пробормотал тихо:

— Не дворянин, да ещё и с сердцем. С ума бы не сойти…

Геральт смотрит на лёгкую улыбку, появившуюся на его губах, и не чувствует ничего, кроме запаха вишнёвого дыма и чужеродного, дикого желания приблизить своё лицо к лицу Ольгерда. Хрен его знает, зачем. Рассмотреть, наверное, поближе, потщательнее, подотошнее. С ним что-то не так. Неужели проклятие оставляет на людях настолько сильный отпечаток, что сложно взгляд от них отвести?

Геральт мимоходом касается своего знака. Тих и холоден. Нет ни дрожи, ни изменения температуры — Волк спокоен. В Ольгреде магии столько же, сколько в корчмаре «Гусиной гузки». Тут дело, видимо, не в магии.