Настя Чацкая - Ему было тихо [СИ]

— Меня не любит твой декан, — неосознанно понижая голос.

— Если бы ты не хамил гриффиндорцам, всё обстояло бы иначе.

— Ну да-а…

Он в сомнении поджал губы, качая головой. А затем со вздохом откинул голову на подлокотник и прикрыл глаза.

Густое пространство в сознании слегка покачнулось, когда Драко почувствовал рябь лёгких поцелуев на шее. Довольная улыбка появилась сама собой. Это было похоже на необходимость. Это было необходимостью и никогда не перестанет быть ею.

Веселье постепенно гасло, потому что губы Гермионы переместились на линию челюсти и подбородок.

— Колючий, — тихий голос заставил приоткрыть глаза, вырвавшись на миг из моря мурашек.

— Да. Немного. Как думаешь, мне пойдёт борода?

— Чушь несёшь, — рассмеялась Грейнджер, опираясь на его плечи и подтягиваясь к его губам.

— Как у Дамблдора, — шепнул он в лёгкий поцелуй. — Или как у вашего любимого лесничего… м-м… Хагрида.

— Помолчи, ради Мерлина.

Он обхватил её улыбающееся лицо и приподнял голову, сминая нежные смеющиеся губы своим ртом. Раскалённая патока тут же тонкой змейкой опустилась на позвонок и тягуче заскользила по спине.

Вкус Грейнджер.

Неизменный, единственный, такой, как нужно. Потрясающий. Нереальный. Охуительно взрывной. Её отвечающий язык, который тут же разослал по телу волны жара. Настоящего. Никакая пневмония не попадает.

— Блин… — он сухо сглотнул, смещая губы в сторону. Зарываясь пальцами в густые, уже слегка растрёпанные волосы. Скользя руками по шее и выгнутой спине, прижимая девушку к себе.

Чувствуя упирающийся в рёбра уголок дурацкого учебника.

— Даже сейчас… — ладони проникли под лёгкую резинку её любимых шорт, — …между нами твоя грёбаная трансфигурация.

Грейнджер издала ему в плечо звук, подозрительно напоминающий смешок, и в следующий момент книга с гулким грохотом упала на пол, а тонкие пальцы уже расстёгивали пуговицы его рубашки.

Девушка удобно устроилась на нём, обхватив коленями бёдра, и теперь с фанатичным упрямством сражалась с мелкими перламутровыми бесенятами.

Малфой, прислушиваясь к учащающемуся сердцебиению, наблюдал, как ткань постепенно расходится, открывая взгляду сначала его ключицу, а затем слегка выступающий свод рёбер. И ниже. Живот, на котором тут же чётко проступили аккуратные кубики пресса, стоило Гермионе наклониться и поцеловать кожу над ними.

Когда она делала так, Драко превращался в дрессированного волчонка.

Он готов был идти за ней куда угодно. Готов был свернуть любую грёбаную гору. Потому что в этот момент её глаза зажигались тем огнём, ради которого он, не раздумывая, сиганул бы в пекло.

И сиганул-таки, было дело.

Руки подцепили её майку, стаскивая лишнюю ткань. Отбрасывая куда-то за диван. Горящий взгляд приковался к небольшой округлой груди.

Наблюдать за тем, как светлые ореолы сосков медленно сжимаются, твердея, было выше его сил. Горящая, пульсирующая кровь ударила в голову, а теснота в штанах стала почти болезненной.

Драко рывком сел, впиваясь в приоткрытые ждущие губы. Сжимая тонкие тазовые косточки, приподнимая, потирая о себя скрытую тканью плоть, заставляя разорвать поцелуй и запрокинуть голову. Сбито застонать, зарываясь в его волосы.

Повторяя за ним движения.

Сбиваясь с ритма и вздрагивая.

Имитируя секс с такой яростной потребностью, что сквозь сжатые зубы вырвалось низкое рычание, пробравшее Грейнджер до самых поджилок. До горящей сердцевины. Он почувствовал это, когда под его пальцами, ласкающими мягкую грудь, разорвалась дрожь и тонкий всхлип едва не довёл его до самого края.

Ей нравилось, когда он делал так.

Издавал эти звуки, почти дикие, ненасытные.

И он наклонился, прихватывая мочку розового уха зубами, снова глухо рыча. Она выгнулась и впилась пальцами в его плечи, отчаянно дыша через рот. Через свой влажный, горячий, нежный, необходимый…

— Драко… Ещё раз…

Когда она просила, Драко умирал.

Одна рука оставила в покое напряжённый сосок. Заскользила по выгнутой шее, пока его рот жадно втягивал в себя кожу под ухом, оставляя после себя влажные красноватые пятна.

Сквозь шум и грохот сердца в голове и в сознании он ощутил, что Гермиона слегка повернулась и прихватила зубами подушечки двух его пальцев.

Кончик её языка, твёрдый и торопливый, заскользил по ним, а щёки слегка втянулись.

Лёгкое ощущение посасывания начисто снесло крышу.

Драко низко застонал, против воли прикусывая нежную кожу. Чувствуя губами выступившие мурашки на её шее, а в следующий момент Гермиона начала так сильно и ритмично тереться об него, что он едва не кончил, всё ещё оставаясь в штанах.

Чёрт. Эта девочка.

Его девочка.

Он когда-нибудь двинется от этого. С ума сойдёт от кайфа, как бы это не прозвучало.

А она вдруг вскрикнула.

Громко и сильно, приглушённо от его руки. Впиваясь ногтями в его лопатки, что стало очередным испытанием выдержке. И когда вздрогнула всем телом в первый раз, Малфой почти не поверил в это. Но судорожные стоны и резкие, потерянные движения на его члене — сквозь херову ткань, блин — кричали о том, что девушка, сжимающая бедрами его бока, испытывала крышесносящий оргазм.

И Малфой с силой подался к ней тазом, чувствуя, как её зубы почти больно впиваются в фаланги его пальцев. Выпуская их. Закусывая губу. Заглушая крик.

И что-то разорвалось в висках. Громко, с треском.

— Горячая, сладкая… вкусная… Я так люблю твой вкус… давай, моя хорошая, — он задыхался, глядя в её горящие глаза, вдруг распахнувшиеся. На этом слове, которое с лёгкостью слетело с губ. И снова. — Так сильно люблю. Ты просто не понимаешь. Представить себе не можешь.

И почему-то она снова заплакала.

В камине громко треснули поленья. Ноги затекли так, что он почти не чувствовал своих стоп. Но всё равно не шевелился. По телу разливалась приятная, немного разбитая усталость.

Гермиона перелистнула страницу учебника и зарылась носом в воротник его рубашки. Рубашки, куда больше размером, чем требовалась её маленькому телу.

Что такое любовь? Драко знал.

Это когда каждое утро просыпаешься раньше. Потому что у тебя есть одна чёртова необходимость — видеть, как Грейнджер открывает глаза после сна. Морщит нос и ласковым котёнком жмётся к твоему боку.

Это когда она опаздывает на первый урок и носится между вашими спальнями, а ты ловишь её в проёме двери и взваливаешь к себе на плечо, пока тёплые кулаки колотят по твоей голой спине.

Это когда она кормит тебя какой-то приторной гадостью, не подозревая даже, насколько сильно ты не любишь сладкое, а ты ешь — ешь, блин — и готов есть это вечно, потому что она купила это для тебя в Хогсмиде.

Это когда ты терпеть не можешь её дружков, но выдавливаешь из себя кислый оскал, когда Поттер так же кисло цедит тебе «Счастливого Рождества, Малфой» под строгим взглядом Гермионы.