Ирина Матлак - Ундина особых кровей

Гостиную я покидала неспешно и продолжая ровно держать спину, но, как только оказалась за ее пределами, сорвалась практически на бег. Не хотела сейчас разговаривать с адмиралом, не хотела показывать неудержимые слезы, которые против воли лились из глаз. Все это оказалось гораздо тяжелее, чем представлялось мне вначале, и я не выдержала. Ко всему прочему, совершенно неуместно вспомнилась дурацкая баночка со светлячками, которую маленькая девочка каждый вечер ставила на окно.

Сейчас я одинаково ненавидела и ту девочку, и баночку, и женщину, для которой предназначался ее свет. Теперешняя я не сомневалась — Аэлина в своем ко мне отношении ничем не отличалась от леди Шаркэ.

— Фрида, подожди! — Нагнав, адмирал схватил меня за руку и потянул на себя.

— Прошу, пустите! — попыталась воспротивиться я, больше всего жалея о неудержимом, выливающемся из глаз море.

Легко преодолев протест, он крепко прижал меня к себе и не отпускал, когда я упорно продолжала вырываться, когда его одежда стала мокрой от моих слез, даже когда я, не сдерживаясь в выражениях, кляла все на свете.

Хватка ослабла лишь после того, как первая волна истерики сошла. Но легче мне не стало — вместо ожидаемого опустошения пришло желание снова заплакать, только уже от невыразимого стыда за свой срыв.

Адмирал Рей столько для меня делал, никогда не принуждал идти против воли, давал выбор и время подумать, хочу ли я сюда ехать. А что в ответ я?

— Я все испортила, — проговорила не своим голосом сквозь сжимающий горло спазм.

Когда он брал мое лицо в ладони, осторожно приподнимал, вынуждая посмотреть в глаза, я ожидала увидеть укор, сожаление, недовольство, раздражение, злость. Все что угодно, только не это неприкрытое, искреннее чувство вины.

— Ты ничего не испортила, — решительно проговорил адмирал. — Это мне следует просить прощения. Я должен был предусмотреть, насколько трудно тебе дастся эта встреча, и рассказать обо всем заранее. Не подумал, что у тебя могут возникнуть возражения. Фрида, — от его сосредоточенного, серьезного лица меня отделяло совсем небольшое расстояние. — Я говорил раньше и повторю сейчас: ты не обязана здесь находиться. Но возвращаться в корпус, особенно до окончания расследования убийства Гейры Грей и после покушения Горта Дагга, небезопасно. Поверь, я более чем разделяю твое отношение к леди Шаркэ, но ее поддержка сейчас может решить многие проблемы. У меня достаточно возможностей, чтобы перемещаться между столицей и Сумеречьем, не пользуясь Призрачным мостом. Ты не будешь здесь одна.

Он был прав, во всем прав, и я понимала, что должна согласиться. В сущности, уже согласилась, когда приехала в столицу. И теперь выбора не оставалось.

— Если… — Охрипшая после рыданий, я прокашлялась. — Если выйду в свет, кто-то из заказчиков — если они действительно среди аристократии — может себя выдать?

— Такая возможность не исключена, — коротко подтвердил адмирал.

Глубоко вдохнув, я на миг прикрыла глаза, представляя себя на великосветском приеме, причастной к миру, на который долгое время смотрела снизу вверх, даже не помышляя, что когда-нибудь смогу оказаться к нему так близко.

Я никогда не считала себя по-настоящему смелой, а сейчас от меня требовалась именно смелость. Смелость и решимость выйти из привычных рамок не только ради себя, но и ради других. Сколько еще пострадают в этой гонке за осколками? Вдруг до того, как все осколки будут собраны, «охотники» решат приняться за меня? В таком случае лучше находиться подальше от тех, кто мне по-настоящему дорог. Подальше от Сумеречья.

Выдохнув, я еще немного помедлила, после чего решительно кивнула:

— Я все сделаю.

Мне, конечно, показалось, что в глазах адмирала блеснули восхищение и нечто похожее на гордость.

— Все будет хорошо, — пообещал он, как недавно обещала себе я, находясь в каюте на «Летящем». — Пожалуйста, помни об одной вещи, Фрида: никто не может тебя унизить или оскорбить, пока ты сама не почувствуешь себя униженной и оскорбленной. Карелла Шаркэ может говорить что угодно, другие могут говорить что угодно, но разве должно тебя волновать мнение таких, как они?

— Не должно, — негромко согласилась я.

И тут же вновь оказалась в сильных, надежных объятиях, укрывающих от всей тьмы нашего изменчивого двулунного мира.

Если не считать потерянных душ и повара, в особняке я находилась одна. Адмирал снова отбыл по долгу службы, предоставив меня самой себе. С его слов, защита у этого дома была надежнее установленной вокруг корпуса, в чем я ни капли не сомневалась. А еще, находясь здесь, я странным образом чувствовала Дымка. Это было невозможно сформулировать и объяснить, да и само ощущение являлось крайне странным. Казалось, будто кто-то постоянно находится очень-очень близко за спиной, практически касаясь и наблюдая. Но это не было неприятно, и от такого ощущения не хотелось избавиться. Даже наоборот — оно мне нравилось.

Чтобы не сидеть без дела и не терзаться переживаниями, я основательно засела за учебу. Так увлеклась, что буквально за пару часов от корки до корки прочла выданную Косичкой книгу и даже умудрилась запомнить значительную его часть.

— Может быть, желаете перекусить?

Голос дворецкого прозвучал неожиданно, и я, увлекшись чтением, невольно ойкнула.

— Простите, не хотел вас напугать. — В его интонации угадывалась улыбка. — Так что насчет перекуса?

— Спасибо, Овар, может быть, позже.

— А что, если нам просто поболтать? — последовало новое предложение. — Дорогая Фрида, вы не представляете, как устал я находиться в обществе пожилой бестелесной дамы и молчаливого гнолла!

— Твое счастье, что я бестелесная, — тут же донеслось с первого этажа. — Не то задала бы тебе хорошую трепку!

— Вот! — воскликнул Овар. — Вот об этом я и говорю! Прискорбно, что некому оценить мое красноречие, широкий кругозор и такую же широкую душу.

Я улыбнулась прозвучавшему каламбуру: все-таки забавно, когда потерянная душа рассуждает о своей же… душе.

— Даже знаю, о чем вы сейчас подумали, — уловил ход моих мыслей дворецкий. — Но я чувствую себя живее всех живых, от этого и страдаю. Уверен, при жизни я был отличным парнем!

В это я охотно верила. Конечно, чаще всего потерянными душами становились худшие представители нелюдей, но бывали и исключения.

— Не знаю, кем вы были в прошлой жизни, Овар, но сейчас вы точно «отличный парень», — поделилась я своими впечатлениями.

— Я таю… — В его вздохе было столько показушности и обаяния, что я рассмеялась. — Леди, если бы у меня было сердце, я бы отдал его вам! Не соблаговолите ли обращаться к вашему покорному слуге менее формально?