Джанго Векслер - Тысяча Имен

– Мы победили!

Победили? Винтер, моргая, огляделась. Трупы в бурых мундирах густо устилали землю, среди них кое-где виднелись синие пятна. Силуэты умолкших вражеских пушек маячили в дыму, словно остовы далеких развалин.

– Серомордые знают толк в выправке, но пороха нюхали мало, – с довольным видом прибавил Графф.

– Бобби! – спохватилась Винтер. Всевышний обожает иронию. – Ты не видел Бобби?

Графф помотал головой.

– Я был на другом фланге. Могу поспорить, что он вместе со всеми погнался за хандараями. Ох уж эти юнцы, не знают удержу!

Винтер вперила взгляд в завесу дыма, в том направлении, откуда началась атака. Склон, по которому поднимались ворданаи, был усеян телами мертвых и умирающих. Проследив за ее взглядом, Графф неловко переступил с ноги на ногу.

– Пойдем, – сказал он. – Надо бы перестроиться. Вдруг это еще не все.

Графф ошибался – все закончилось. Первому и второму батальонам, насколько могла понять Винтер, пришлось куда солоней, чем прочим. На флангах хандараи, застигнутые атакой в бесполезных для такого случая каре, обратились в бегство после первого же залпа. Всадники Зададим Жару, преследуя их, щедро окропили клинки вражеской кровью, и аскеры целыми ротами бросали оружие, единодушно сдаваясь в плен. Уцелевшие – среди которых, по словам пленных, был и сам генерал Хтоба – бежали без единой остановки до самых городских ворот. Полковник отправил вслед кавалерию с наказом потрепать беглецов как следует, а всему прочему личному составу поручил собирать раненых и готовить к погребению убитых.

Восторги и ликование победителей заметно поутихли, когда им пришлось спуститься с холма и приступить к своим печальным хлопотам. Те из раненых, кто еще мог идти или хотя бы передвигаться ползком, к тому времени уже добрались до ворданайского лагеря, и на поле боя остались только убитые, потерявшие сознание либо раненные так сильно, что не могли шевелиться. Пары солдат с носилками безостановочно сновали туда-сюда, доставляя тяжелораненых в быстро растущий лазарет, а другие команды уносили либо утаскивали волоком трупы, аккуратно складывая их у подножия холма. Специальные группы собирали все, что могло еще пригодиться: мушкеты, порох и пули, фляги, кремни. Ближайший ворданайский склад находился слишком далеко, и полковник приказал не выбрасывать ничего мало-мальски пригодного.

Винтер направилась прямиком к тому месту, где, по ее предположениям, был настигнут картечью Бобби, однако трупов в синих мундирах там оказалось много, чересчур много. Паренька обнаружил Фолсом. Бобби лежал, свернувшись, как новорожденный младенец, прижав руки к животу. Лицо у него стало таким бледным, что Винтер поначалу сочла его мертвым, но, когда Фолсом и Графф перевернули его на спину, он тихо застонал, и веки его чуть заметно затрепетали. Руки Бобби бессильно сползли к бокам, и стало видно, что вся верхняя часть живота густо залита кровью. Окровавленный мундир Бобби стал жестким от засохшей грязи.

– Проклятье! – негромко проговорил Графф. – Бедный мальчуган. – Он поднял взгляд на Винтер и покачал головой. – Лучше позвать носильщиков. Пускай доставят его к мясникам и…

– Нет. – Винтер сама изумилась твердости, которая прозвучала в ее голосе. – Фолсом, помоги мне. Отнесем его в мою палатку.

– Что?! – Глаза Граффа сузились. – Но, сэр…

– Я дал слово, – перебила Винтер. – Никаких мясников. Тебе придется самому сделать для него все, что в твоих силах.

Капрал понизил голос до шепота:

– Он обречен, сэр. Такая рана, да еще в живот, загноится как пить дать… даже если до того не истечет кровью.

Винтер не сводила взгляда с лица Бобби. Глаза его были плотно сомкнуты, и даже если он слышал слова Граффа, то ни единым знаком этого не показал.

– Значит, отправлять его в лазарет нет смысла, – отрезала Винтер. – Исполняйте, капрал.

Фолсом наклонился и поднял Бобби на руки – бережно, как мать поднимает младенца. И все равно свежая струйка крови пробилась сквозь корку грязи и потекла по животу паренька. Винтер прикусила губу.

– Сэр… – снова начал Графф.

– В мою палатку, – бросила она Фолсому. – Живо.

Аскеры пришли только к вечеру третьего дня, и ветераны Первого колониального провели это время с пользой. В домах, стоявших у самой воды, пробили бойницы; другие постройки разрушили и соорудили из обломков баррикады на улицах и в проулках, а большие двенадцатифунтовые пушки тщательно замаскировали охапками тростника и всяческим хламом. На третий день ожидания Маркус обнаружил, что беспокойство, терзавшее его, поблекло и сменилось чем-то вроде предвкушения: «Пускай только сунутся сюда. Уж мы их встретим!»

Аскеры явно спешили. С высоты холма Маркус наблюдал за тем, как головной батальон противника нестройной походной колонной движется к переправе. Он лелеял смутную надежду, что аскеры, не зная обстановки, направятся прямиком через канал, но, как видно, вопреки всем его предосторожностям, они все-таки кое-что пронюхали. Впрочем, солнце уже клонилось к закату, и командир батальона то ли страшился потерять время, то ли недооценил вероятные силы противника. Так или иначе, батальон, едва подойдя к каналу, перестроился в боевой порядок и с плеском зашагал по мелководью.

То, что случилось потом, наверняка стало для хандараев кошмаром наяву. Именно к такой ситуации Маркус готовил своих офицеров. Ни единого выстрела не прозвучало, пока головная рота аскеров не вышла из воды на ближний берег. В этот миг груды маскировочного хлама полетели прочь, обнажив блестящие дула двенадцатифунтовых орудий, сплошь покрытые цитатами из Писания. Орудия изрыгнули клубы дыма вперемешку с картечью, нешуточно проредив головную роту аскеров и вспенив воду по всей переправе. Одновременно засевшие в домах ворданаи принялись обстреливать уцелевших врагов из мушкетов.

Результат был именно таким, на какой рассчитывал Маркус. Голова вражеской колонны рассыпалась в панике, раненые искали спасения, а те, кого не задело огнем, пытались бежать из-под обстрела. Укрыться им было негде, разве что впереди, где высокий берег мог отчасти заслонить от артиллерийских залпов, и десятки врагов метнулись к этому скалистому обрыву. Остальные бросились в воду, силясь уйти за пределы досягаемости ворданайских мушкетов. Орудия грохотали им вслед, взрывая гладь канала пригоршнями картечи.

Лишь когда аскеры почти выбрались из-под картечного огня, Маркус отправил курьера туда, где располагалась вторая половина батареи – три замаскированные пушки, спрятанные за домом на берегу канала. Их проворно выкатили на позицию, в то время как оставшиеся в деревне перешли с картечи на круглые ядра – и скоро все шесть пушек стреляли по длинной дуге через канал, по толпе людей, беспорядочно выбиравшихся из воды на дальний берег. К этому времени прибыли головные силы второго хандарайского батальона, и их появление только усилило суматоху. На таком расстоянии артиллерийский огонь больше действовал на нервы, нежели уничтожал противника, но пушкари трудились с упоением и не прекращали стрельбы до тех пор, пока оба вражеских батальона, сумев кое-как справиться с паникой, не отступили из-под огня.