Александра Лисина - Когда темные боги шутят

Мать неожиданно умолкла и отвернулась, закрыв кривящееся лицо руками. Безутешный отец, сжав челюсти, крепко ее обнял, стараясь поддержать. А я тяжело вздохнул: и тут тупик.

Что дальше?

До храма мне удалось добраться еще через свечу, когда небо на горизонте отчетливо заалело, а на улицы начали выползать заспанные работяги. Из числа тех, кому положено убираться, вывозить мусор, а также печь пироги и замешивать тесто для хлеба.

С кэбом на этот раз повезло — я успел перехватить двуколку почти на выходе из ремесленного квартала, поэтому избавил себя от необходимости месить оставшуюся после вчерашнего дождя грязь. И оказался на Главной площади ровно в тот момент, когда один из жрецов открыл двери храма, впуская внутрь редких в столь ранний час прихожан.

Бесцеремонно отодвинув с пути какую-то пожилую матрону и оставив на пороге несколько сочных лепух глины с каблуков, я буквально ворвался внутрь и, поймав жреца за рукав, требовательно придержал:

— Святой отец, не уделите мне немного времени?

Обритый наголо мужчина в серой рясе смерил меня хмурым взором, особенно задержавшись на мятой шляпе и забрызганном плаще. Открыл было рот, чтобы попросить соблюдать негласные правила обители богов, но затем наткнулся на мой раздраженный взгляд и смолчал. После чего оглядел меня с головы до ног, что-то оценил, взвесил и наконец неохотно бросил:

— Идемте.

Небольшая келья, в которую он меня привел, была предназначена для личных бесед жрецов с прихожанами. На случай, если люди желали поделиться со служителями чем-то сокровенным или просто важным. Я про такие знал, но в силу определенных обстоятельств в последние лет десять близко к храмам не подходил. И, смею надеяться, когда разберусь с убийством отца Нила, еще столько же тут появляться не буду.

Двери у кельи не было — только плотная занавеска при входе. Сама комнатушка оказалась маленькой — всего четыре на пять шагов. Этого как раз хватило, чтобы внутри поместились две лавки, стол и небольшой комод, на котором горела кем-то заботливо зажженная лампада.

— Что вам угодно… мастер? — с небольшой запинкой обратился ко мне жрец. Изрядно немолодой, но еще крепкий мужчина с жестким лицом, суровой складкой между сведенных у переносицы бровей, тонкими губами и бесцветными глазами наемного убийцы… или же просто человека, которому в силу профессии приходится часто видеть смерть.

Я спокойно выдержал его взгляд, ставший на мгновение особенно острым, и так же спокойно ответил:

— Я хочу поговорить об отце-настоятеле Ниле.

— Зачем? — ровно осведомился жрец.

— Для того, чтобы выяснить, кто или что его убило.

— У вас есть какие-то доказательства того, что его смерть не была естественной?

Я холодно улыбнулся:

— Печати Смерти вам достаточно, чтобы мне поверить?

У жреца на миг дрогнули зрачки, а потом он тяжело вздохнул и перестал наконец пытаться проделать во мне дырку.

— Прошу прощения, мастер… вероятно, Рэйш? — едва заметно дернулся у него уголок рта. — Других магов вашей специальности в Управлении городского сыска вроде бы не появлялось. Простите мое недоверие. Возможно, вам известно больше, чем мне. Но мне как жрецу доступны не все умения, которыми обладают люди вашей профессии…

Он служит темному богу? Любопытно. Хотя мне в общем-то все равно, с кем разговаривать.

— Я не могу сказать о смерти отца Нила что-то плохое, — продолжил жрец, не заметив, как хищно раздулись мои ноздри. — Он был очень пожилым человеком и давно говорил, что его время подходит к концу. Даже преемника назначил заранее. Поэтому я не сильно удивился, когда отец-настоятель скончался, и даже не подумал бы сомневаться в выводах городского мага или его помощника. Вот только предчувствие… вам знакомо ощущение, что что-то вокруг вас идет неправильно, мастер Рэйш?

Я молча кивнул.

— Тогда вы меня понимаете. Правда, о печати мне не было известно, поэтому я и не высказал свои сомнения следователям. Я, к сожалению, в момент смерти находился далеко от отца-настоятеля и не смог осмотреть его тело до приезда городской стражи. А потом, как вы понимаете, мне этого сделать не позволили. Да и дело сразу передали под вашу ответственность.

— Естественно, — подтвердил я, всерьез раздумывая, а не взглянуть ли на этого человека через Тьму. — Что вам известно об обстоятельствах его смерти?

— Господа из Управления уже спрашивали, и я сказал им то же, что могу сказать и вам: отец Нил был прекрасным человеком. И у него ни с кем и никогда не было конфликтов. В Ордене его ценили, прихожане искали у него совета, храм под его рукой получил определенные привилегии от городского начальства, и даже мои коллеги из так называемой «темной» части пантеона относились к нему более чем благосклонно. Для последователя Рода он очень доброжелательно относился к нашему присутствию. И всегда был готов помочь независимо от того, какому богу мы служим. Во многих храмах, поверьте, такого единодушия среди жрецов нет. И далеко не все настоятели заслужили с нашей стороны такое отношение, как отец Нил. Верлю невероятно повезло: отец Нил сделал этот храм по-настоящему единым. И я искренне скорблю о его уходе вместе со всеми братьями.

— А вы догадывались о том, что он не коренной алторец? — задал я мучающий меня вопрос.

— Конечно, — удивил меня жрец. — Он не скрывал своего прошлого. Мы все знали его историю.

Я подобрался.

— И что же он о себе говорил? Кем он был до получения сана?

— Отец Нил родился и вырос в Рейне. В довольно бедной семье, — бесстрастно поведал жрец. — Всю жизнь меч тал стать моряком и с детства крутился в доках, но лет до двадцати, пока были живы родители, в море не выходил, боясь оставить их надолго. Вдоль побережья частенько бушевали шторма, как он говорил, поэтому лодки и небольшие суденышки разбивало о скалы нередко. Ему не хотелось, чтобы отец и мать на старости лет остались без кормильца. Ну а когда родителей не стало, оказалось, что на суше его ничто больше не держит. Насколько я знаю, с кораблем, на котором он первый раз вышел в море, что-то случилось… то ли на риф налетел в Белом море, то ли попал в шторм… подробности мне неизвестны. Но отец Нил частенько говорил, что чудом тогда выжил и именно после этого крепко уверовал. А потом решил посвятить оставшуюся жизнь служению и сразу по возвращении на сушу… а это было в Триголе… отправился в Орден. Сперва стал простым послушником, потом жрецом, а лет двадцать пять или чуть больше назад стал отцом-настоятелем в Верле.

У меня сузились глаза.

— Напомните мне, святой отец, Рейн — это где-то в Лотэйне?

Вот я дурак. Надо было узнать у матери Лори, в окрестностях какого города жила ее семья. И выяснить у Дроуди, знает ли он, откуда именно родом его экономка. Теперь придется возвращаться.