Олли Вингет - Сестры озерных вод

Фекла равнодушно дернула плечом, развернулась, вскинула подбородок.

— А тебе что? Может, и оголодала.

Прошла мимо, задев плечом, подивилась, каким каменным стал брат, каким звериным. Даже пахло от него опасностью — жаром тела, глухой чащобой и женщиной, которая ему не принадлежала.

И до ночи кружилась по спаленке, прислушивалась к шагам, гадала: выдал ли ее Дема? Но кому? К Матушке он и в голод за крошкой не пойдет. Хозяин из леса еще не вернулся. Одной только любице своей и мог. А уж та — кто знает ее, не побежит ли к старшей сестрице Глаше за советом? Мысли кружили в голове, как мухи, запертые в стеклянном светильнике. Но время шло, день медленно склонялся к вечеру, дождливому и холодному. Хлеб, надежно укутанный в платок, лежал под подушкой.

Фекла вышла к ужину. Ни на кого не глядя, размазала кашу по тарелке, прислушалась к разговорам.

— Птичник к зиме утеплили, осталась малость самая, поспеем… — бубнила Глаша.

— Надо б поторопиться, холодает. — Аксинья вертела чашку, духмяный пар вился затейливыми спиралями.

— Поспеем, да, Олег?

Послышался скрип — это Лежка отодвинулся от стола, выпрямил спину, кивнул молча, не поднимая глаз. Стешка чуть заметно погладила брата по локтю. Их нежность, детская еще, смешная, как у кутят, держалась на стеснении и родстве. Другие же родства своего не стеснялись. Раскрасневшаяся Поляша ерзала на стуле, поджимала губы, сдерживая смех. Демьян сидел по правую ее руку, свои же руки он держал под столом. Что делал он ими, видно не было. Но темный румянец заливал его поросшие первой бородой щеки. Даже если он и заподозрил сестру в запретном, то уже забыл, погрязший в запретности по самые уши.

Успокоившись, Фекла с удовольствием доела кашу, поблагодарила за нее лес, теток и Хозяина и почти уже вышла из дверей, когда услышала голос Аксиньи:

— Батюшка наш воротится, не пройдет и дня, а дом в запустении. Завтра с утра принимайтесь за дело. Слышали?

Завтра. То, о чем Фекла старалась не думать. То, что нависало над ней все эти бесконечные дни и быстротечные ночи. Оно случится завтра. Батюшка вернется из лесу и станет зорко следить за оставшимся безумцем. А потом, очередной холодной и дождливой ночью, уведет его прочь из хлева, чтобы тот никогда больше не вернулся.

Ноги сами понесли Феклу в спаленку. Ее догнал гневный окрик Матушки:

— Девка! Поди сюда, сейчас же поди!

— Хворая я, прилягу… — бросила через плечо Фекла и скрылась за дверью.

Страх, куда больший, чем привычное опасение разозлить Аксинью, наполнил ее до краев, и не было средства, чтобы утолить его. Завтра — скрипели половицы. Завтра — шумел воздух, который с трудом проходил через перехваченное горло. Завтра — скрипнула кровать, когда Фекла рухнула на нее, чтобы никто не услышал, как она плачет.

Не услышали. Быстро стемнело, дом молчал, молчали жители его, укутавшись в ворох бед своих и тревог. Фекла поднялась с постели, обтерла лицо, вдохнула глубоко, прогоняя слезы, подхватила сверток с хлебом и выбежала прочь из спаленки. Лежащая на своей кровати Стешка проводила ее долгим тоскливым взглядом.

Это потом Фекла поняла, что все они знали. О побегах ее в ночи, о терзаниях, а может, и мечтах. Знали, посмеивались, закрывали глаза: мол, пускай позабавится девка, недолог век ее забавам. Время выходило этой ночью. Фекла выскочила во двор, вдохнула прелый запах пришедшей осени. Хлев темнел в стороне. Ей отчаянно хотелось броситься туда, не теряя ни секунды. Но другая ее часть, смирившаяся со скорой разлукой, медлила, растягивая предвкушение последней встречи, как последний глоток терпкого меда.

— Не ходи. — Глухой голос Демы она услышала раньше, чем разглядела во мраке брата. — Не нужно сегодня, останься дома.

Сил прикидываться глупой курицей не осталось. Фекла вцепилась в резные перила, чтобы обмякшие вмиг ноги не подвели ее, и покачала головой.

— Я совета у тебя не просила.

— А я и не советую. — Демьян шагнул к ней — горячий, живой, родной до боли. — Это я так прошу. Не ходи к нему сегодня…

И Фекла тут же сникла, замерла в одном шаге до объятия.

— Так последняя же… Ночь. Завтра Батюшка…

Демьян смотрел на нее черными глазами. То ли злился, то ли печалился. То ли сочувствовал. Тошнота поднялась к горлу, Фекла обхватила шею, сглотнула горечь.

— Что? — прохрипела она. — Говори.

— Не завтра, — коротко бросил Дема. — Он уже вернулся. Хозяин наш.

Крыльцо опасно закачалось под ногами. Фекла почти не слышала брата, так оглушительно стучала в ушах кровь, но слова легко читались по губам.

— Пришел и тут же увел чужака в лес. Сразу, как стемнело.

— Почему? — не спросила, подумала Фекла, но брат разобрал.

— Ведьма старая тебя в хлеву видела… и вчера видела, и неделю назад. — Опустил на плечо тяжелую ладонь. — Она все здесь видит, все знает… и Батюшке рассказала, как только он вернулся. Я сам не слышал, Стешка из окна их разглядела, Поляше рассказала, та у тетки Глаши дозналась…

Он все бормотал и бормотал, но Фекла больше не слушала — она судорожно собирала мысли в одну песчаную кучу, готовую засыпать ее саму, только дернись неловко. Батюшка увел Петю на закате. Пока она оплакивала свою несчастливую судьбу, как последняя тетеря, они уже шли прочь. Оглядывался Петя напоследок, искал ее в слепых провалах окон?

Зубы впились в губу, кровь потекла по подбородку. Фекла смахнула ее ладонью, вскинула глаза на брата. Тот смотрел с жалостью, но не тревожась: уверен был, что эту беду Фекла выплачет и забудет. А сам уже нетерпеливо топтался на крыльце: скорей бы утешить дуру да уйти в дом. Туда, где ждет его другая. Нужная, желанная, ставшая роднее родной. Фекла отступила, смахнула с плеча ладонь брата, сощурилась зло.

— И ты все знал? Про Аксинью, про Батюшку? Знал ведь?

В ответ только ветер прошелестел листвой по пустому двору.

— Пока за столом сидели, пока тетку свою тискал, знал?

— Может, и знал, — нехотя проговорил Дема. — Да что с того? Сколько их было, Фекла? Безумцев, беглецов. Сегодня этот, завтра тот. Чего ты привязалась-то? Чего взъелась?

Он и правда не понимал. Фекле стало смешно. Горький смех, похожий на карканье вороны, почти сорвался с губ, но она лишь прикусила их еще сильнее. Солонота потекла в рот.

— Не поймешь ты, Демушка, чего я взъелась. — Отошла еще чуток, к самому краю первой ступени.

— Нет, ты скажи! — Густые брови встретились над переносицей, зверь в Демьяне начинал злиться. — Что тебе с чужака этого?

— А может, я люблю его, Дема! А? — Фекла посмотрела на брата с чужим ей, неизведанным чувством злого превосходства. — Что на это скажешь?

— Дура. — Оскал растянул губы. — Не такая она, любовь.

— А какая? Тетку свою трахать по темным углам?