Михаил Казьмин - Дочь лесника

Да уж, попали мы, так попали, прошу прощения за невольный каламбур... Начиналось все нормально и спокойно. В роту капитана Лирра мы с Лориком отправились вместе - я хотел сделать из беседы своей жены с солдатами очередную статью о том, какие злобные дикари совершенно незаслуженно пока еще владеют такими замечательными землями. Прошла беседа, как и обычно у Лорки, отлично, статья из нее получится просто конфетка, так что любезность почтившего беседу своим присутствием батальонного командира, предложившего нам продвижение по колонному пути в обществе второго батальона девятнадцатого пехотного полка, мы приняли и ею же воспользовались. Все лучше, чем тратить время на ожидание других попутчиков, да и двигаться в обществе аж целого пехотного батальона куда спокойнее.

Ага, спокойнее, грязное ругательство! Мераски, появившиеся черт знает откуда, налетели на нас где-то часа через полтора после выступления. Как их просмотрели с нашими дирижаблями да завесой из конных егерей, хрен его знает. Может, из-за того, что завесу, в связи с выходом наших в долину Филлирана, начали разворачивать с прикрытия походных колонн на блокаду долины? Оно и так могло быть, но дирижабли-то где были?! Да и черт бы с ними, с причинами, меня сейчас куда больше напрягали их последствия.

Я, кажется, сказал, что мераски на нас налетели? Простите, соврал. Не налетели они на нас, а навалились, блин! Конной лавиной - орущей, визжащей, гикающей, громко и дробно топающей копытами по мерзлой земле. И как они столько сил из своих полуголодных лошадей выжали?! Вот не будь тут ровной как стол степи, выскочи эта конная лава из-за каких-нибудь холмов - стоптали бы нас на хрен, опрокинули и порубали бы в капусту. А так имперская пехота успела блеснуть выучкой и дисциплиной.

Закричали команды господа офицеры, их почин подхватили сержанты, на ходу присовокупляя к командным словам отборную брань, и пехотная масса, только что мерно топавшая левой-правой, бегом начала разворачиваться, перестраиваться, на бегу сдергивая с плеч винтовки. В отличие от конных егерей пехотинцы вооружались однозарядными винтовками, далеко не такими скорострельными, как кавалерийские (и наши с Лоркой тоже), зато куда более дальнобойными, а что особенно важно в данном случае - длинными с длинными же штыками. По уставу, штыки на походе в условиях вероятной встречи с противником полагалось примыкать, и сейчас хоть кто-то из солдатиков наверняка поминал требования устава добрым словом - встретить конницу уже было чем даже с незаряженными винтовками.

Как походная колонна будто по волшебству перестроилась в каре, как внутри каре оказались обозные повозки и полевые кухни, как мы с женой сами очутились за слегка колышущимися стенами живой крепости, я отследить не успел - настолько быстро все это произошло. Зато как в стену серовато-коричневатых шинелей ударила конная волна, видно было очень даже хорошо. Ударила, забурлила - и отхлынула, оставив людские и лошадиные тела.

Каре - это сила. Взломать без помощи пушек пехотное каре было в нашей истории труднейшей задачей даже для регулярной европейской кавалерии, а уж дикарской коннице почти всегда оставалось об этом только мечтать - тем, кто выжил, естественно. Простейшая арифметика - при максимально допустимой тесноте строя один конный по фронту занимает столько же места, сколько трое пеших, а это значит, что каждому всаднику на двоих с его конем противостоят три ствола и три штыка. И это только по первым рядам! Более того, если второй, третий и так далее ряды атакующей конницы никак не могут воздействовать на противника, то пехотинцы рядов, следующих за первым, штыком, конечно, дотянуться не могут, зато они стреляют. Стреляют часто - тратить время на прицеливание по плотной массе им не нужно. И стреляют не только они - изнутри нашего каре огонь велся тоже. Стреляли мы с Лоркой, стреляли обозники, стреляли двигавшиеся вместе с батальоном штабные офицеры, благо, карабин такого типа, как у нас Лоркой, возил с собой практически каждый уважающий себя штабной.

Передышка оказалась недолгой - мераски наскочили снова. Снова замельтешило перед глазами сверкание сабель и штыков, загрохотали выстрелы, поплыли облака порохового дыма, закричали раненые люди и заржали раненые лошади. И снова мераски откатились назад, провожаемые частым ружейным огнем. На что, интересно, мераски вообще рассчитывали? Сломать каре? Нереально. Нанести пехоте большие, вплоть до неприемлемых, потери? Да хрен им, штык в лошадиную морду раньше воткнется, чем всадник сможет дотянуться до пехотинца саблей.

Однако же столь низко оценить умственные способности противника я несколько поторопился. Отхлынув от живой стены имперской пехоты, орда закружилась вокруг каре и начала обстреливать нас из ружей и луков.

С неприятным стуком в деревянный борт обозной повозки рядом со мной воткнулась стрела. Чуть позже вскрикнул, схватившись за плечо, из которого торчала стрела, какой-то штабной капитан. Сразу же вспомнился капрал Броссе с его, мягко говоря, недовольством лучниками-мерасками. Черт, прав ведь был капрал, еще как прав! Вот только убеждаться в его правоте на себе или, не дай Бог, на Лорке не хотелось совсем.

Пехотинцам этого тоже не хотелось, тем более, что и среди них стали все чаще и чаще падать и оседать на землю те, кому не повезло поймать стрелу. Офицеры скомандовали - и все четыре фаса каре открыли беглый ружейный огонь по кружащим мераскам. Что ни говори, а приятно, когда свои войска имеют намного более дальнобойное оружие, чем противник. Приятно и полезно. Полетели на землю всадники и лошади, мераски хлынули врассыпную и собрались уже на большем удалении от каре, снова закрутив свою карусель со стрельбой. Вот только стрелы теперь стали гораздо чаще втыкаться в землю перед рядами наших пехотинцев, чем попадать в них или внутрь каре. Эх, сейчас бы сюда хоть одну митральезу!

- Лучников, лучников выцеливай! - кричали офицеры и вторили им сержанты. Не знаю, насколько это было возможно, я, например, на таком расстоянии разглядеть среди мерасков лучников просто не мог, но господам офицерам виднее.

Обстановка снова изменилась, на этот раз к лучшему - мераски прекратили стрелять и отошли. Судя по тому, что по каре пронеслась команда прекратить огонь, отошли кочевники именно с таким расчетом, чтобы солдаты не могли с уверенностью достать их из своих винтовок. Интересно, зачем? Дать передышку умотанным лошадям? А ведь, скорее всего, так оно и есть...

Но передышку они дали не только своим лошадкам, но и нам. Наскоро перевязанных раненых вытащили из-под повозок, где они были укрыты от обстрела, и стали перевязывать по новой - уже куда как аккуратнее и тщательнее. Некоторым батальонный лекарь даже вытащил стрелы, если это позволяли особенности ранения, остальным просто старательно фиксировал поврежденные конечности, обрезал древки торчащих стрел, и всех бинтовал. В общем, делал все, от него зависящее, чтобы до лазарета раненых довезли по возможности живыми. Тут же соорудили дощатый навес, разобрав борта у нескольких повозок, чтобы прикрыть перевязочный пункт от новых стрел. Раненых все равно придется опять под повозками прятать, но вот батальонный лекарь свою работу будет теперь выполнять в условиях, не то чтобы более комфортных, но уж в любом случае намного более безопасных.