Оксана Глазнева - Черная царевна

«Значит, и я не умру сразу?»

Горожане бросились врассыпную, прячась от пуль за обломками и выступами скал. Надя осталась одна с полумертвыми.

Из лагеря к ней уже бежали Будевин и Мэкке.

Из-за скалы слева выстрелили. Две пули подняли фонтанчики пыли у ее ног, третья попала в живот. Надя коротко вскрикнула, согнулась, опустилась на колени, и тут Будевин и Мэкке добежали до нее, прикрыли железными щитами и собой. Пули ударили в металл щитов, выгибая его.

Надя коротко и часто дышала, зажимая рану в животе руками. Платье мгновенно промокло от крови. Теплая, алая, она стекала по животу, между ног и капала на землю.

Будевин выругался и, закинув ружье за спину, передал Мэкке щит. Он поднял девушку на руки и стал отступать. В щит снова ударили пули.

Надя положила голову на плечо солдата, от боли она уже не могла дышать, делала вдох и задерживала дыхание, как в воде.

Вокруг был шторм. Ее качало, подбрасывало к темнеющему небу и опускало вниз на камни. Где-то бил в небе фейерверк, она слышала канонаду. Она приподняла голову и увидела синюю звезду на юге. Далекий маяк.

— Роджер…

Он появился на дороге, как только солдаты и царевна скрылись за оградой. Солдаты из лагеря и горожане одновременно открыли по нему огонь. Роджер сжал зубы и ждал, пока они прекратят. Пули врезались в тело, растворялись, становясь плотью бога.

— Кто ты, твою мать?! — крикнули со стороны горожан.

Роджер не стал отвечать. Он поманил рукой тени, замершие в уступах скал, и те, как напуганные котята, медленно пошли к нему.

— Забирайте! — коротко приказал он, и котята стали псами, вгрызлись в раненые тела, прогрызая душам путь наружу.

Солнце уже село, но еще было светло. Небо над западным горизонтом — бирюзовое, над восточным — сливовое. Теплый ветер гладил волосы и кожу. Роджер подставил лицо морскому бризу, глубоко вдохнул.

Хороший был вечер.

Он посмотрел на людей из Морин-Дениза, бросил взгляд через плечо на ворота, за которыми скрылась Надежда, тяжело вздохнул и остановил время.

Замерли в полете птицы и пули. Окаменели живые. Роджер сделал шаг вперед и оказался посреди озера Коцит. Тени со склонов потянулись вниз, но сегодня ему было не до них. Он достал меч из ножен и воткнул в лед. Несколько раз ударил, высекая ледяную крошку. Присел на корточки и набрал в деревенеющую от холода ладонь пригоршню мелкого льда. Поднялся с колен и оказался рядом с медицинской палаткой.

Время сделало два коротких шага.

Стерр и двое солдат, ждущих, пока доктор осматривал пациентку, удивленно обернулись. Солдаты вскинули ружья.

— Это для нее. Мертвая вода.

Жрица поняла сразу. Метнулась в палатку, вернулась со стаканом и быстро подставила его Роджеру. Он разомкнул ладони, выливая воду со льдом, и жрица сразу же вернулась в палатку.

— Кто ты? — спросил Будевин, наводя на него ружье.

Роджеру не хотелось отвечать. Он смотрел на руки солдата.

Это ее кровь.

Лопались обручи на сердце, разрывая плоть, дробя кости. Когда же это закончится?!

— Ты человек?

— Нет.

— Зачем ты здесь?

— Затем же, что и ты. Эта девочка не должна пострадать.

— Почему не хочешь называться?

Он не стал объяснять, посмотрел солдату в глаза.

— Я разберусь с горожанами, но для всех будет лучше, если девочка покинет Морин-Дениз. Отправьте ее на север.

— Уверен, она не поедет.

— Тогда заставьте ее.

— Думаете, на севере безопасней? Там Орден Доблести.

— Отправьте ее на север… — снова повторил Роджер, развернулся к ним спиной и оказался на дороге перед лагерем беженцев.

Он поймал бутылку с зажигательной смесью и бросил ее назад. Бутылка разбилась о камень, брызнув жидким огнем. На кого-то попало — человек громко закричал, покатился по земле, туша пламя.

В Роджера выстрелили. Он не стал уклоняться, достал меч и пошел к нападавшим. Из-за скалы слева на него бросился человек с дубинкой. Роджер ударил снизу вверх, отрубая руку с оружием, и сразу же, сделав плавную петлю в воздухе, отсек голову. Затрещали под металлом кости, человек умер и упал. Бог мертвых не жалел его ни мгновения: идиот, видящий, как Роджера не берут пули и не понимающий, кто перед ним, — пусть отправляется за Завесу.

Еще один — в алом мундире, бросился на Роджера из-за камня.

— Стой! — Кто-то из своих попробовал удержать дурака, но тот сбросил руку и пошел на Роджера.

— Тебе не убить меня, смертный, — честно предупредил бог, но человек не слушал.

Он занес меч и ударил. Роджер блокировал. Двуручный меч из моринденизской стали мог сокрушить любое оружие в этом мире, но не меч бога мертвых. Он не поддался удару. Заскрежетала сталь, лезвия прижались друг к другу, высекая искры. Роджер пропал и тут же появился за спиной солдата. Человек потерял точку опоры, его меч вгрызся в камень, потянув хозяина за собой. Солдат упал, но меч не выпустил. В последний миг, чтобы не влететь лицом на собственную рукоять, он повернулся, выставил вперед плечо. Кость хрустнула, и мужчина сдавленно охнул.

Роджер, не оборачиваясь, пошел к скалам.

Тот, что пытался удержать друга, — веснушчатый парень, тоже в алом, вышел ему навстречу, выставив перед собой меч.

— Именем матери-Ины и отца-Яна, именем Хорса, назовись!

Роджер остановился, прищурился.

— На колени, смертные. Все.

Голос бога прогремел над берегом. Со скал сорвались мелкие камни, покатились по склону в море.

Веснушчатый солдат не двинулся, хотя Роджер видел, как дрожат его руки.

— Именем…

— Я слышал тебя, смертный.

В несколько секунд кожа на лице Роджера ссохлась, обтянула лицевые кости, треснула, обнажая кость. Глаза запали в глазницы, став раскаленными углями.

— На родине меня звали Дит. Пираты Белого моря называли Веселым Роджером. Я — Эрлик для лесных городов, а для южных земель — Антака. Ты зовешь меня Анку, человек.

Роджер сделал паузу. Пафос он не любил, но первый бог обязан быть таким.

— Как вы посмели поднять руку на женщину, предназначенную мне?!

Те, кто все еще стоял, прячась за скалами, упали на колени, уткнулись лбами в колючую каменную крошку дороги.

— Смилуйся! — просили они.

— Вы стреляли в единственную, кто мог об этом просить. Я не милую. Я воздаю по заслугам.

Убивать дураков он не стал. Ружья в руках нападавших превратились в камень. Каменная корка в мгновение перекинулась на руки, поползла коростой по пальцам, запястьям, до локтей. Ружья рассыпались в пыль, руки безжизненно повисли.

— К этому лагерю вы не подойдете, — на всякий случай добавил он, боясь, что идиоты поймут его появление неверно. — И к Черной царевне не прикоснетесь!

Льдинки быстро таяли на горячей коже. Вода стала жидким металлом, потекла по телу, впиталась в простыни и пропала. Рана на животе перестала кровоточить, стала затягиваться, а потом и шрам выровнялся. Царевна глубоко вздохнула и открыла глаза.