Евгения Кретова - Тайна Каменных людей

– А мы сейчас поведаем тебе, отче, все как есть, а ты сам решай, поможешь, али напрасно мы явились, – и Могиня удобно устроилась на мраморном полу, приготовившись к длинному рассказу.

– Останови!

Магда выскочила из машины, даже не дождавшись пока водитель припаркует громоздкий автомобиль. Рядом завизжали тормоза.

– Дура, куда прешь! – ругнулся в открытое окно водитель. Магда его не слышала.

– Прости, друг, – Сергей Александрович извинился перед перепуганным водителем, – она, наверно, тебя не увидела…

– Ненормальные, – примирительно пробурчал водитель, трогаясь с места, – напокупают себе корабли на колесах, не видят ни черта, а ты за них отвечай…

Сергей Александрович побежал за женой. Та уверено прошла через стоянку, проскользнула мимо разномастной толпы туристов.

– Ты чего? – он перехватил ее за локоть у самых кованых ворот.

Она резко повернула узкое встревоженное лицо.

– Сережа, давай пойдем вместе.

Он помялся, с сомнением поглядывая сквозь кованые вензеля, но последовал за ней.

Она долго крестилась и кланялась на ступеньках. Он ежился на ветру, уже открыв для нее дверь. Наконец, накинув на голову шарф, Магда проскользнула внутрь.

На Сергея Александровича пахнуло жаром тысяч свечей, золота и человеческих молитв. Он сразу растерялся в этой странной толпе что – то неистово шепчущих людей, усердных поклонов, величественных песен и голосов. Вытянув шею, он едва успевал следить за знакомым бирюзовым шарфом. Вот тот мелькнул около лавки с церковной утварью, свечами и иконками, и проскользнул дальше, окончательно смешавшись с толпой.

Церковная служба только закончилась, и верующие медленно покидали храм. Кто-то важно и чинно переговаривался, кто-то суетливо крестился, кто-то с любопытством рассматривал витрину церковной лавки.

Сергей Александрович решил подождать, пока толпа схлынет.

Магда подошла к ряду икон. Потемневшие лики были обращены куда-то мимо нее, словно невзначай приглядывая за ней.

Свечи догорали в больших круглых подсвечниках. Церковная служка вынимала огарки, тут же очищая от капель мягкого воска позолоту.

Магда растерялась.

Последний раз она была в храме лет пять назад, заказывала молитву за здравие новорожденной племянницы – просто прошла в церковную лавку, оплатила, бросила в специальный ящичек имя малышки. Ни к иконам не подходила, ни на людей не смотрела.

Сейчас она была поражена и подавлена мощью позолоты, гула голосов, звонкости песнопений.

Словно маленькая девочка она прижала к груди длинную свечу и замерла.

– Ты чего, дочка? – услышала она за спиной.

Низенькая сгорбленная старушка со странно светлым взором на спокойном, умном лице.

– Бабушка, я свечу хотела поставить.

– За здравие, али за упокой?

Магда вздрогнула.

– За здравие… Чтобы сын дорогу домой нашел…

Седая старушка бросила на нее долгий понимающий взгляд.

– К Богоматери Пресветлой обращайся. Ее моли, заступницу нашу…

И отошла, не оглядываясь.

Постепенно храм опустел. Магда медленно прошла вдоль икон, вглядываясь в задумчивые лики святых. Ее гулкие шаги отражались от стен. Мелко подрагивали огни сотен свечей перед иконостасом. Батюшка тихо говорил с молодой женщиной, что – то советовал ей, а та смиренно кивала головой, и тайком вытирала слезы уголком платка.

И вот она нашла Ее.

Мягкий овал лица, легкая полуулыбка, смиренно опущенные ресницы. Неимоверная сила и нежность материнских рук, прижимающих к себе свое дитя, загораживая от него до поры все людские беды.

Магда медленно опустилась на колени.

Светлый образ затуманился, очертания пространства растаяли, звуки стихли. Остались только они: коленопреклоненная женщина и Богоматерь, прижимающая к груди младенца.

– Пресвятая Заступница! – шептали губы в исступлении. – Пощады прошу! Знаю, гневаешься на меня. Знаю, я многого не сделала, что должна была, знаю, виновата вся, во всем одна виновата – не уберегла, упустила сокровище мое, семью разрушила. Жалела себя слишком, что одна все время, что все детские беды на мои плечи легли, что заботы только о доме, о детях, о муже. Подруги уже в начальниках, а я все в пеленках да с борщами. О себе захотелось подумать. И упустила: с мужем живем как чужие, у дочери своя жизнь, виделись последний раз год назад, хоть живем на соседних улицах, сын неделями дома не появляется, не знаю даже чем живет. А сейчас и вовсе пропал. Не губи! Пощады прошу! Верни сына. Что хочешь забери, хочешь, меня возьми вместо него, накажи, но меня накажи, не его, он – малыш мой – не виноват ни в чем. Пресвятая Богородица! Заступись! Ты ведь тоже мать.

Она повторяла все вновь и вновь, в исступлении обнимая икону, пока чьи – то руки не подняли ее с колен, мягко обняли за плечи, прижали к себе.

Они так и стояли перед иконой, мать и отец, разделив на двоих одно общее горе, а немигающие лики с жалостью смотрели на них, людей, упустивших то, ради чего только и следовало жить.

Велимудр сидел, опершись на белоснежный посох, и молчал. Холодный ветер, поднимавшийся с долины, врывался в Храм, трепал его седую бороду. Рассказ, поведанный Могиней, привел его в замешательство. Но думал он не о Мааре, своей владычице. Не о копье и странном поручении каменного народа. Странные времена, наставшие для его народа, станут еще более странными – вот, что беспокоило его. Он исподлобья взглянул на своих гостей: немыслимая магия окружает этих людей, – и эту бледную девочку, и парнишку, и саму кудесницу. Выходит, и дочь его, Енисея, долго среди них жившая, владеет тем же даром. Так, может, сама судьба послала ему этих людей, чтобы он увидел в дочери не неразумное дитя, а хранительницу его народа.

– А, что, дочь, – обратился он к Енисее, решив развеять сомнения, – ты тоже владеешь таким же даром, что Могиня? Тоже можешь прошлое призывать, да грядущее лицезреть?

Могиня рассмеялась:

– Что ты, отче, Енисея у нас одна из лучших учениц. Владеет многими умениями, и Темным Мороком тоже, конечно…

– Значит, Сила с нами? Она нас не покинула? – старик с надеждой заглянул в глаза Могине, та покачала головой.

– Она просто стала другой. Твой народ научится.

Старец задумался.

Пока шел этот разговор, Ярослава, облокотившись на стену, внимательно наблюдала за Катей. Та бледнела все больше, лоб покрылся испариной, мелкие капельки пота хрусталиками блестели на висках, волосы прилипли к лицу, руки подрагивали. Она то и дело сжимала и разжимала пальцы, временами покачиваясь из стороны в сторону.

Могиня не сказала, что она – дочь Велеса. Как знать, что мог предпринять этот отчаявшийся старик, узнав, что дочь одного из богов его народа отравлена и нуждается в его помощи. Она сказала лишь о каменных людях.