Варвара Клюева - Палач и Удав [СИ]

Самые серьёзные из моих занятий — собирание древних рукописей и попытка написать книгу, проливающую свет на одну из темнейших страниц нашей истории. На уничтожение магов — повсеместное, полное, вплоть до забвения самого слова «маг», которое было вытеснено неприязненным просторечным словцом «колдун».

Я ещё застал самых последних и даже, к стыду своему, приложил руку к истреблению этих могущественных, но далёких от жизни мудрецов, которых больше волновали тайны универсума, чем практичные цели вроде обретения богатства и власти. Собственно, своими скитаниями по телам убийц я обязан проклявшему меня магу, которого смертельно ранил. Молодой был, глупый, внушаемый. Верил во всякую чушь, насаждаемую в умах духовниками и вельможами, коим маги мешали утверждать своё господство. Ладно, дело прошлое, к моим последним неприятностям оно отношения не имеет… А если имеет?

Да нет, мысль нелепая. Даже если предположить, что в этом мире болтается ещё одно существо, помнящее те времена, какой ему смысл подводить мою голову под топор? Отомстить тому, кто сотни раз умирал насильственной смертью? За деяние многовековой давности, совершённое юнцом, не ведавшим, что творит? Смешно. К тому же, как бы этот неведомый мститель меня узнал? Единственный (кроме Матиша) индивид, которому известно, что я сигаю из жизни в жизнь, меняя телесную оболочку, как отслужившее платье, понятия не имеет, когда и почему я начал эту скачку. Не говоря уже о том, что молодой человек мне обязан и многим рискует вследствие моего падения.

Да-да, вопреки принятому решению воздерживаться от причинения ближнему добра, иногда я всё-таки даю слабину. Лет эдак восемь назад, увидев на площади столицы своего герцогства прикованного к столбу отрока, с которого спускали шкуру мочёными розгами, я придержал лошадь и поинтересовался, в чём его вина. Узнав же, что таким образом духовники отучают служку от ночных визитов в кладовую, отменил наказание и взял отрока под своё покровительство, а позже, когда парень восполнил ужасающие пробелы в своём образовании, пообтесался и обнаружил честолюбивые устремления, пристроил его младшим писцом в канцелярию его величества Тальбора. За три года Вирдаш дослужился до должности помощника королевского секретаря, и я не представляю себе причины, по которой ему захотелось бы оборвать свой невиданный карьерный взлёт, поспособствовав обвинению патрона в государственной измене.

Столь же сомнительно, что Вирдаш проболтался кому-нибудь о моей маленькой тайне. Во-первых, он совсем не болтлив, а во-вторых, дойди такой слушок до духовников, те живо переселили бы его автора в свои застенки — как главного свидетеля обвинения на возможном процессе против вашего покорного слуги. Не факт, конечно, что они рискнули бы развязать опасную игру, обвинив в одержимости члена королевской семьи, которая вот уже больше сорока лет держит духовенство в ежовых рукавицах, но козырь в рукав определённо припрятали бы.

Наш белобрысый эмиссар оказался весьма скор на ногу. Не успел Матиш закончить свой обед, а я — перебрать возможных кандидатов на роль своего тайного врага, как паренёк примчался с отчётом. По его словам, домочадцы герцога пребывали в глубоком трауре, кое-кто из старых слуг даже слёг от расстройства, но случаев скоропостижной кончины или загадочного исчезновения в особняке не было. Зато по городу ходит слух, будто пропал палач, казнивший его сиятельство. Люди короля де околачиваются у палачёва дома, соседей пытают, не видал ли кто.

Последнее сообщение всё и решило. Мне показалось, будто я слышу щелчки, с которыми разрозненные кусочки мозаики встают на свои места, складываясь в цельную картину. Не сомневаюсь, что умница-Матиш увидел бы её раньше меня, если бы не был так встревожен новостью. Хотя нет, для цельной картины у него недостаточно кусочков. Но восполнять этот недостаток мне некогда: нужно срочно спасать нашу свободу.

— Матиш, быстро передай мне управление телом. И не вздумай приставать с вопросами, я буду занят. Отдохни пока, помечтай о нежных девичьих шейках, или о чём там ещё мечтают палачи.

Удав не соврал: быть разумом, отделённым от тела, оказалось совсем неплохо. Только что Матиш, испуганный вестью, что его разыскивают люди короля, сражался с дрожью в поджилках и утирал пот, а теперь с ленцой размышляет, зачем бы он мог понадобиться его величеству. Размышления эти, однако, занимали палача недолго: что толку гадать, когда дела не знаешь? Гораздо интереснее наблюдать, как управляется с твоим телом чужая воля.

Удав управлялся неплохо, хотя поначалу народ в кабачке косился в их сторону с ухмылками. Должно быть, забавлялись неверными движениями и голосом, да удивлялись: «Эк развезло дылду! А только что трезвым казался». Но скоро им пришлось удивиться ещё больше, потому что захмелевший детина вдруг снова протрезвел и стал вести себя, как важная шишка. Хозяйскому сынку, что бегал к дому герцога, велел стрелой лететь к ближайшей писчей лавке, купить локоть шёлковой бумаги, шкалик чернил и десяток заточенных перьев цесарки. Самому хозяину приказал убрать со стола, вытереть столешницу и принести дощечку с грифелем. И всё это — таким тоном, что у них и мысли не возникло перечить.

Заполучивши дощечку, Удав начал карябать на ней значки, тихонько досадуя на неловкость Матишевых пальцев. Матиш хотел было огрызнуться, напомнив, что палачей отчего-то не принято учить грамоте, но не решился отвлекать непрошенного компаньона. А ну как рассердится и затолкает хозяина тела в ту темницу, откуда ничего не видать и не слыхать?

Когда шустрый парнишка примчался с заказом, Удав отдал ему дощечку и велел бежать с ней к дворцовому мосту.

— Справа от въезда на мост увидишь питейное заведение с большой вывеской. На вывеске кружится девица, юбка у неё взлетела, видны ножки. Называется кабачок «Вертушка». Дуй туда, спроси его светлость графа Ольдгрена. Думаю, он сейчас там. А если нет, проси хозяина, чтобы спешно отправил к графу с этой дощечкой своего человека. Скажи, что палач, казнивший сегодня кузена его светлости, узнал от герцога кое-что важное, и теперь боится за свою жизнь. Если граф не хочет, чтобы убийца его опередил, пусть срочно пришлёт сюда своих людей. Всё понял?

Вылупивший глаза мальчишка открыл рот, закрыл, несколько раз кивнул и умчался. А Матиш не выдержал, подал голос:

— Ваше сиятельство…

— Не сейчас, дружок, — отмахнулся Удав, разглаживая шёлк. — Если не хочешь сгнить заживо в каком-нибудь тайном королевском узилище, потерпи.

Видно, он уже приноровился к чужим пальцам, потому что письмо на шёлковом свитке настрочил с немыслимой быстротой. А затем поразил и без того оторопелого Матиша: вывозил дорогущий белоснежный шёлк в грязи на полу, измял и сунул за пазуху.